Князь тоже поднялся.
— Слушаю вас, — сухо произнес Ибрагим Казбекович.
— После того, что я сообщу, вы вправе арестовать меня.
— Слушаю, мадемуазель.
— Я состою в партии эсеров.
— Мне это известно.
— Группа, в которую я вхожу, готовит несколько акций. В ближайшие дни могут состояться покушения на высокопоставленных чиновников.
— Вы пришли предупредить эти покушения?
— Я пришла предупредить прежде всего вас.
— Меня?
— Да, вас… Вы должны быть крайне осмотрительны и осторожны. Вы один из первых в списке.
Князь скептически посмотрел на девушку, спросил:
— Пока не понимаю. Может, вы будете еще откровенней?
— Я сказала то, что желала сказать.
— Кто главный в вашей группе?
— Этого я вам не скажу.
— Адрес конспиративной квартиры?
— Не помню.
— Вы можете не выйти отсюда.
— Это будет не по-мужски.
— В данном случае с вами разговаривает не мужчина, а начальник сыскного отдела Департамента полиции!
— Не верю. В вас сыскарь никогда не победит мужчину. — Табба налила сама себе воды, выпила. — Всего доброго.
Она сделала пару шагов к выходу. Икрамов резко окликнул ее:
— Остановитесь!
Табба замерла, повернула к нему голову. Он подошел к ней, развернул к себе:
— Помните, я подарил вам как-то простреленную медаль?
— Не только помню, но и всегда ношу ее с собой, — улыбнулась Табба и приоткрыла сумочку. — Показать?
— Не надо, — остановил ее князь. И вдруг решительно заявил: — Я не стану вас арестовывать! И никто не посмеет это сделать, вы под моей защитой.
— Благодарю.
— Но я просил бы вас остаться здесь, со мной. Навсегда.
Бывшая прима освободилась от его рук.
— Я согласна. Но с одним условием.
— Называйте.
— Вы сейчас отпустите меня, а через три дня я вернусь. И буду всегда с вами.
Князь подумал. И кивнул.
— Хорошо. Идите… Ровно через три дня я жду вас.
— Это не все. Вы должны пообещать мне, что в эти несколько дней все-таки будете крайне внимательны и осмотрительны… Обещайте!
— Обещаю, — произнес он.
— И последнее. Если через три дня я вдруг не появлюсь, также обещайте, что никак не станете влиять на мою судьбу.
— То есть как вы не вернетесь?
— Я буду делать все возможное, чтобы вернуться к вам. Но если возникнут непреодолимые обстоятельства, значит, не судьба.
Табба внимательно, с улыбкой посмотрела на Икрамова, спросила:
— Я могу идти?
— Можете. Но помните, я был и остаюсь искренним вашим защитником. Всегда и во всем… До встречи.
И громко распорядился:
— Асланбек, проводи госпожу!
Миронов назначил встречу «жениху», который в свое время в Ялте задержал Соньку Золотую Ручку, в Таврическом саду.
Они прогуливались по ухоженным аллеям среди многочисленной праздной публики и беседовали как давние и добрые знакомые.
— А с чего вы взяли, Мирон Яковлевич, что Сонька с компанией драпает с Сахалина именно пароходом? — спросил «жених».
— Чутье, Лев Петрович! — самодовольно ответил Миронов. — Будь я на месте Соньки, никогда бы не рискнул бежать через материк. А тем более, что она не одна, а с брюхатой дочкой и мужем-дурачком.
— Но с парохода никаких известий!
— Значит, хорошо заплатили. Или же кто-то серьезно походатайствовал.
— По прибытии в Одессу всю команду следует прокачать — от капитана до матроса.
— Это яснее ясного. Вот только кто способствовал бегству Соньки — до этого, главное, докопаться.
— Есть варианты?
— Есть… Дочка Соньки имела роман с начальником поселения, от него и забеременела. А сей господин — фигура весьма заметная.
— Как же он так влип?
— А бес его маму знает!.. Любовь! Там, видать, ни одной приличной бабьей морды, все гнилые. Сонька и подсуетилась — подсунула свою девку.
— Жаль Глеба Павловича. Сына-то небось судить будут?
— Не без этого. Как бы не дали десятку!
— Девка-то еще не родила?
— Поймаешь их в Одессе, вот и узнаешь.
Лев Петрович помолчал, сокрушенно мотнул головой:
— Мне, Мирон Яковлевич, ловить Соньку как-то не с руки. Она ведь меня по Ялте знает. Засечет и сразу в бега!
Миронов обнял его, похлопал по плечу:
— Усы приклеишь, бородку нацепишь — ни одна собака не признает! Тут бы тебе какую-нибудь напарницу подыскать, Лев Петрович.
— Есть одна такая.
— Кто?
— Чалилась с Сонькой на прошлой каторге. Некто Груня Гудзенко. Вот ее и призову за компанию. Она-то воровку не хуже меня знает!
Самоед смотрел на поручика с хитрым недоверием и усмешкой.
— Безать нельзя… Оцень нехорошо безать.
— Почему? — спросил Гончаров.
— Поймают — бить тебя будут.
— Не поймают.
— Не поймают — меня бить будут.
Никита взглянул на закрытую дверь барака, подступил к самоеду поближе, показал на стоявшие в углу бутылки в деревянном ящике.
— Видишь водку?
— Оцень визу.
— Хватит этого?
— Мало этого. Деньги есце.
— Сколько?
— Много. Нарты готовить надо. Собак есце купить надо. Детей и зену кормить надо. Много денег давай.
Поручик достал из портмоне две сотенные, протянул самоеду.
— Больше у меня нет.
— Больсе не надо, — ответил тот, пряча деньги. — Водку тозе давай.
— Бери.
Самоед с трудом поднял ящик с водкой, поставил у порога.
— Ваня знает, цто будес безать?
— Ваня знает.
— Нацальнику скажет?
— Не скажет. Будет молчать.
Самоед хитро погрозил пальцем.
— Сказет. Руский слабый. Как сильно бить будут, все сказет… И Николая тозе тогда будут бить сильно.
— Ты Николай, еще хочешь денег? — с раздражением спросил Гончаров.
— Николай больсе денег не хоцет, — ответил тот. — Николай хоцет, цтобы Ваня скусал свой язык.