Сонька довольно бесцеремонно оттолкнула его.
— Я начинаю уже понимать. — И поинтересовалась: — А куда мы едем?
— В апартаменты!
— Зачем?
— Полюбоваться, как говаривал поэт, видом великого города! Умрете, какой вид открывается из окна!
Полицмейстер снова стал обнимать воровку, она несколько поддалась, но все равно старалась держать дистанцию.
Вид из окна действительно открывался невероятный — широкая, полноводная Нева, напротив Петропавловская крепость, чуть в сторонке стрелка Васильевского острова.
Сонька стояла у окна, завороженно смотрела на эту вечную красоту.
Сзади ее нежно обнял Василий Николаевич, задышал в шею.
— Разве не красотища?
Она отстранилась, прошла к столу, который заранее был сервирован бутылкой вина, фруктами, сладостями.
Полицмейстер снова попытался сзади обнять ее, она отвела его руки.
— Вы хотите близости?
— Так точно, — ответил он по-детски наивно и просто.
— Давайте для начала выпьем.
— Непременно.
Агеев вынул из горлышка пробку, разлил по фужерам вино. Вначале пожелал продеть руку через руку и выпить таким образом «на брудершафт», но воровка снова увернулась, и они выпили без всяких нежностей.
Сонька, не отводя фужера от губ, томно улыбнулась мужчине.
— Я совершенно не чувствую вас в мундире.
— То есть приказываете снять?
— Я сказала то, что сказала, — на милом ломаном языке ответила воровка.
Полицмейстер решительно поставил свой фужер на стол и так же решительно удалился в одну из комнат апартаментов. Сонька осталась сидеть за столом, не сводя глаз с черной невской воды.
Услышала шаги за спиной, оглянулась и от неожиданности чуть не рухнула со стула. Посередине комнаты в нижнем белье, навытяжку, стоял полицмейстер, совершенно глупо улыбаясь.
— Готов-с, без мундира! — бодро отрапортовал он.
Сонька, глядя на него, стала смеяться, и смех разбирал ее все сильнее. Василий Николаевич от смущения и неловкого положения покраснел, лицо его стало суровым и даже злым, он крепко сжал кулаки и исчез в той комнате, где только что раздевался.
Когда он вышел оттуда, снова одетый в мундир, обиженный и сердитый, воровка подошла к нему, положила руки на плечи.
— Вы мой маленький глупый мальчик, — проворковала она. — Я ведь не женщина фривольного поведения. Я не привыкла быть с мужчиной в гостиничных номерах, даже с видом на Неву… Мне необходимы более комфортные и не казенные условия.
— Может, вы желаете, чтобы я пригласил вас к себе в дом? — с некоторым лукавством произнес Агеев.
— Почему нет? — вскинула брови Сонька. — Пригласите, когда вашей жены там нет.
— И вы будете согласны?
— По крайней мере, я буду чувствовать себя свободнее.
Полицмейстер озабоченно хмыкнул, сделал глоток вина.
— Вы когда намерены покинуть Россию?
— Через пару дней.
— То есть я должен поскорее отправить жену на дачу?
— Разумеется.
— А детей куда?
— Мне вас учить?
— У меня их пятеро… но это не проблема. — Полицмейстер с усмешкой смотрел на воровку.
Она обняла его, нежно поцеловала в щеку.
— Пупсик мой…
Василий Николаевич вдруг отодвинул фужер, поднялся, подхватил женщину на руки, закружил вокруг себя.
— Эх, мать моя пролетка!.. Жизнь дана человеку зачем?.. Чтоб любить и рисковать!.. Рисковать и любить! Это ж будет память на всю жизнь, мадам!
Сонька хохотала, запрокинув голову.
— Долго будете помнить, Василий Николаевич!
Он остановился, рухнул перед женщиной на колени, страстно приник к ее платью.
На столе в гостиной стояли вино, вода, сласти в коробке.
Михелина и Анастасия сидели плотно друг к другу на диванчике, Андрей расположился в кресле напротив.
Он неспешно и с пониманием потягивал вино, не сводил с новой знакомой нежного и мягкого взгляда.
— Вы действительно хотите отправиться на войну, князь? — Михелина спросила искренне и с тревогой.
— Мой кузен — сумасшедший, — сказала Анастасия. — Никакие доводы не способны переубедить его.
— Девочки, милые. — Кузен поставил на стол фужер, взял руки гостьи и кузины. — Конечно, вам трудно понять, что творится в душе нормального мужчины, когда отечество в опасности. Вы — женщины! А ведь оно действительно в опасности!.. Неужели вы не чувствуете?
— Ни капельки! — пожала плечиками княжна. — У нас ничего не изменилось. Даже Никанор после смерти папеньки остался прежним!
— Это в вашем доме! — улыбнулся Андрей. — А в стране?.. Каждый день убивают, каждый день какие-то манифестации и каждый день повозки с фронта — с ранеными и мертвыми.
— Но вас тоже могут убить или ранить! — воскликнула Михелина.
— Значит, такова воля Господня, — с печальной усмешкой ответил князь.
— Я тебя не отпущу! — Анастасия села к нему на колени, прижалась. — Вот так возьму и не отпущу!.. — Серьезно посмотрела на гостью, спросила: — Анна, ты ведь поможешь удержать его?
— Я буду рядом с тобой, — кивнула та.
— А вы когда уезжаете? — посмотрел на Михелину Андрей.
— Думаю, скоро. Мама скажет.
— Скоро — это когда?
— День-два…
— Меня тоже могут отправить на фронт через несколько дней.
— Вы что, оба хотите бросить меня? — возмутилась Анастасия, и на ее глазах выступили слезы. — Как я буду здесь одна?
Михелина улыбнулась ей, подала стакан воды.
— Я уговорю маменьку задержаться.
— То есть я могу рассчитывать, что проводите меня? — улыбнулся князь.
— Конечно.
— Я буду крайне рад. — Он поднес руку воровки к губам, поцеловал.
Мимо промелькнул Никанор, спеша встретить въехавшую во двор карету. Это был полицмейстер с Сонькой. Они поднялись по ступенькам, вошли в комнату, где сидели дети.
— Не заскучали? — громко и весело поинтересовался Василий Николаевич.
— Ни капельки! — искренне ответила княжна и тут же добавила: — Анна готова задержаться у нас, пока кузен не отправится на войну!.. Вы не против, мадам Матильда?
— Я согласна, — ответила Сонька и прижала голову девочки к себе.
Поодаль стоял Никанор, слушал и наблюдал за происходящим.