— На какой адрес она должна была телеграфировать? — включился в допрос судебный пристав.
— На адрес дома моей родственницы, княжны Анастасии.
— Мы проверили телеграфные данные, однако никакого поступления на ваше имя не было.
— Этого не может быть. Видимо, ваши данные не совсем точны.
— Скажите, мадам… — подал голос товарищ прокурора. — Ваш паспорт, а также адрес проживания в Париже достоверны?
Сонька повернулась в его сторону.
— Конечно. Все это можно легко проверить через французское посольство.
— Мы проверили, — сказал судебный пристав. — И выяснилось… Ваш паспорт, а также обозначенное в нем гражданство — фальшивка.
Воровка от неожиданности даже не сразу нашлась.
— Как вы сказали?
— Ваш паспорт, мадам, и ваше гражданство — подделка! И за это вы будете подвергнуты дополнительному судебному воздействию!
— Вы, наверное, шутите, — с укоризной улыбнулась Сонька.
— Шутят знаете где?.. В Одессе!.. Где уже вы не однажды бывали и откуда вас отправляли на пожизненную каторгу! — вдруг взорвался полицмейстер.
— Простите, я вас не понимаю. Я прошу вызвать сюда представителя посольства Франции.
— Будет вам представитель, все будет. — Полицмейстер взял со стола несколько фотографий, сунул в лицо Соньке. — Вы знаете, кто это?
Это были Сонькины снимки, сделанные ранее.
— Да, конечно, — спокойно ответила она. — Мне их показывал господин полицмейстер. — Подняла глаза на чиновника, с неловкой усмешкой объяснила: — Ну, который был до вас… Его взорвали.
— Вам объяснили, кто эта дама?
— Да, мне сказали, что это известная ваша воровка… — Сонька задумалась на секунду. — Сейчас вспомню… Да, Сонька Золотая Ручка.
— Вам так трудно было вспомнить? — с насмешкой спросил полицмейстер.
— Да, это сложное имя. Его трудно произносить.
— Вас не удивляет, что вы с нею — одно лицо?
— Не только удивляет, но даже немножко смешит, — улыбнулась воровка. — Покойный Василий Николаевич чувствовал себя крайне неловко, глядя на меня и на эти фотографии. Однажды он даже решил, что я и есть та самая Сонька.
— А если это так на самом деле?
— То есть я — Сонька?!
— Да, вы та самая Сонька. И Василий Николаевич не ошибался.
Воровка с укоризной посмотрела на полицмейстера, покачала головой.
— Ваш юмор меня смущает, господин полицмейстер.
— Ваш меня тоже. — Он наклонился к Соньке совсем близко. — И совсем уже не смешно то, что смерть Василия Николаевича лежит именно на вашей совести, мадам!
— Да, это совсем не смешно, — серьезно согласилась она и добавила: — А скорее всего глупо.
Полицмейстер отошел от воровки в крайне разгневанном виде, сел на место.
— У вас сколько дочерей, мадам? — включился в допрос судебный пристав.
— Одна.
— Имя?
— Анна.
— И больше дочерей у вас нет?
— Если я кого-нибудь забыла, может, вы подскажете? — засмеялась Сонька.
— Подскажу, непременно подскажу. — Он посмотрел вначале на товарища прокурора, затем на полицмейстера, получил от них молчаливое одобрение. — Вы, мадам, действительно забыли еще об одной вашей дочери. И сейчас мы ее вам представим.
Сонька непроизвольно сжала кулаки, напряглась.
— Это будет невероятный сюрприз, господа.
— Надеемся, вам будет интересно.
Присутствующие повернули головы в сторону двери, из которой должна была выйти «забытая» дочка Соньки, и через пару секунд она вышла.
Да, это была Табба.
Она остановилась на пороге, несколько театрально оглядела присутствующих, после чего поздоровалась:
— Здравствуйте, господа.
Взгляды матери и дочки на мгновение пересеклись, потом обе отвели глаза.
Таббе на приветствие не ответили, лишь судебный пристав показал на свободный стул.
— Присядьте, мадемуазель.
— Если можно, я постою, — ответила та. — Мне так удобнее.
— Вас предупредили о судебной ответственности за дачу заведомо ложных показаний? — спросил пристав.
— Да, я подписала такую бумагу.
Фадеев оглянулся на полицмейстера, как бы передавая ему право вести дальше допрос. Тот кашлянул, подошел к девушке.
— Ваше сценическое имя?
— Табба Бессмертная.
— Имя по рождению?
— Табба Блювштейн.
— Вам знакома сия дама? — кивнул он на Соньку.
— Да… — От волнения горло Таббы на миг пересохло. — Мне дама знакома.
— Кто она?
— Моя мать, Софья Блювштейн.
— Это ее истинные имя и фамилия?
— Да.
— Вам известна воровская кличка вашей матери?
— Да. — Горло Таббы опять пересохло. — Сонька Золотая Ручка.
— То есть она воровка?
Взгляды матери и дочки вновь пересеклись, первой опустила глаза Табба.
— К сожалению, это так.
— Мать занималась вашим воспитанием?
— Нет, она оставила меня в младенчестве. Для нее главным было воровство.
— По нашим сведениям, — вел допрос дальше полицмейстер, — у вас есть родная сестра?
— Да, по матери.
— Ее имя?
— Михелина Блювштейн.
— Как давно вы ее видели?
— Несколько недель тому.
— Вы встретились как родные сестры?
— Отнюдь нет. Мы встретились дурно. — Табба снова столкнулась с взглядом матери, с трудом сдержала вдруг навернувшиеся слезы. — Я не желаю знать ни эту особу, ни девицу, которая значится моей сестрой.
Полицмейстер померил комнату тяжелыми шагами, вновь остановился перед девушкой.
— Все, что вы здесь сказали, крайне важно и ответственно. Вы это понимаете?
— Да, понимаю. И готова нести полную ответственность за все сказанное, — произнесла девушка.
В комнате установилась довольно длинная и тяжелая пауза, Сонька сидела по-прежнему прямо и бесстрастно, дочка же вдруг тихо расплакалась и принялась по-детски размазывать по щекам влагу.
Следователь налил из графина воды, дал артистке попить.
Она сделала несколько глотков, прошептала:
— Благодарю… Я могу уйти?
— Нет, вы можете присесть, — ответил Гришин и кивнул на стул.