Свой срок Дима отмотал полностью. Кто знает, может, вышло оно и к лучшему, поскольку за то время, пока Сазан на своей шкуре постигал особенности континентального климата, великолукская группировка в Питере перестала существовать как класс, оставив после себя лишь легенды и мифы да несколько десятков могил. Так что в тот знаменательный день, когда он наконец покинул стены колонии, некому было оплатить фанфары с оркестром для традиционной цыганочки с выходом. Впрочем, знакомые сокамерники-сибирячки, освободившиеся чуть ранее, на прощание чирканули Сазану адресочек в славном городе Братске. Вот туда-то, после недолгих раздумий, он свои стопы и направил. Там-то и произошло его первое знакомство с Ребусом. Ну а потом… В общем, никогда не поздно зачать жизнь заново. Тем паче, если тебе всего-то двадцать семь лет от роду.
В ожидании возвращения Сазонова из аэропорта Ребус коротал время за просмотром немецкой порнушки – настраивался на лирический лад в ожидании общения с Ангелиной. Последние несколько лет девка эта была одной из немногих, способных завести его в постели по-настоящему, именно что «по-немецки». Впрочем, за те деньги, которые ей платили (три тысячи евро за ночь, и это не считая оплаченного перелета из Москвы), можно было попробовать даже завести машину без карбюратора. Жаль только, что сегодняшняя встреча должна была стать последней: Ангелина, конечно, девочка проверенная-перепроверенная и с головой вроде как дружившая, но ведь все равно – шлюха. А лишний раз светить свое нынешнее пристанище перед хотя бы и дорогой, но шлюхой, мягко говоря, неразумно. Мало ли с кем еще она там, в столице, делит сейчас свое койко-место. Рисковать из-за баб, из-за которых даже Троя накрылась медным тазом, Ребус не собирался. Он принял решение, и сегодня ночью прекрасная Шахерезада расскажет, а вернее, покажет свою последнюю сказку.
В дверь деликатно постучали. Ребус не без сожаления обнулил раздающиеся из колонок домашнего кинотеатра сладострастные стереофонические стоны, сопровождаемые громко чавкающим хлюпаньем плоти, и позвал:
– Давай, заходи. И дверь поплотнее закрой. Сквозит откуда-то.
– Ветер поднялся, Владимир Анатольевич, – входя, пояснил Сазан. – Похоже, ночью шторм будет.
– Оно и к лучшему. На шторм девку и спишем.
– Извините, не понял…
– Неважно, это после. Жида проводил?
– Как вы и приказали – прямо до стойки регистрации. Затем дождался отлета.
– Ни с кем, никто?…
– Нет, Плуцкер ни с кем не встречался. Доехали, попрощались. Он прошел в зал, забрал из камеры хранения вещи, выпил в баре бокал вина, и на этом все.
– Какие вещи при нем были?
– Так… Дипломат, сумка, оформил как ручную кладь. И тубус.
– Тубус?
– Да, причем обращался с ним очень осторожно.
Ребус вполголоса выругался.
– Вот, крыса старая! Все-таки нарыл что-то на аукционе. Ладно, с ним я отдельно разберусь. Теперь так: возьми запись и особо внимательно прослушай с того момента, как Ароныч начнет звонить про Эрмитаж. Ты когда в Москву собирался?
– Послезавтра.
– Годится. Когда закончишь там дела с казино, мотанись в Питер. Разыщи Завьялова. Дашь ему весь расклад по Эрмитажу и сведешь с Плуцкером. И как только этот мужик объявится…
– Какой мужик?
– Послушаешь запись – поймешь. Так вот: как только он объявится, пусть Завьялов берет его в оборот. Установит, поводит, пощупает. Если в помощь понадобятся люди, пусть подключает Шебу.
– Так ведь… Владимир Анатольевич, Шебу в апреле приземлили. Помните, еще нычку ему собирали?
– А, ч-черт… Совсем забыл про этого козла. Так, а кого еще мы там можем вписать? Из тех, кто не совсем на шарнирах?
– С Питером у нас, вообще-то, плохо. Разве что Дорофеев?
– Хорошо. Но один он всяко не сдюжит. Поэтому подтянешь к нему заморышей из Олежкиной бригады. Все равно тому сидеть еще долго. А им не хрен фигней страдать, кукурузу охранять. Тем более, что должок остался… С этим все. Теперь вот что: Ангелина где остановилась?
– В Малаге, в отеле.
– Через час пошлешь за ней человека. Только особо проинструктируй, чтобы из номера выходили поодиночке. И вообще, чтоб вместе на людях не светились. Пусть она сначала какое-то время в баре поошивается, примелькается, и все такое. Короче, ты понял.
– Я понял. Не беспокойтесь, все будет по пять.
– Но чтоб не слишком рассиживалась. А то я от этого кина, – Ребус кивнул в сторону висящего на стене телевизора, на экране которого продолжали беззвучно совокупляться блондинки с мулатами, – скоро начну на охрану кидаться.
– Так, может, пока суть да дело, кого-то из наших на набережную отправить? На пару часиков местную привезти?
– Не надо. Сегодня обойдемся без местных. Я подожду. Так оно даже лучше будет.
– В смысле?
– В том смысле, что злее буду.
Последнюю фразу Ребус произнес таким тоном, что даже бывалому и ко всему привыкшему Сазонову стало немного не по себе. Совершив над собой некоторое усилие, он посмотрел в глаза хозяину и понял, что в этой шутке есть очень большая доля правды.
И правда эта была страшна, а самое главное – необратима.
Ежели каждый начнет мыслить, надо будет распускать армию.
В. Аксенов. Вольтерьянцы и вольтерьянки
Санкт-Петербург, август 2006 года
Резкий порыв ветра, наплевав на все инструкции по недопущению посторонних в помещения центральной конспиративной квартиры (в простонародье – «КаКашки»), через открытую форточку нагло проник в служебный кабинет № 302. Здесь он всколыхнул аккуратно разложенные на столе немыслимо секретные распечатки и, трансформировавшись в сквозняк, нырнул под дверь и отправился вынюхивать государственные тайны по другим кабинетам. Буквально в ту же секунду по стеклу заколотили увесистые капли дождя, оставляя на давно не мытом окне расплывающиеся грязные полосы.
Сотрудник службы технической поддержки аналитического отдела ОПУ Иван Лямин (в простонародье – Лямка) с недовольным видом оторвал взгляд от монитора, поднялся с кресла и решительно пресек дальнейшие попытки несанкционированного доступа природной стихии в свой кабинет. Дождь меж тем разошелся не на шутку. Задержавшись у окна, Лямин смотрел на моментально просевшее до самых крыш отяжелевшее питерское небо цвета давно не стиранного хаки, на ускорившихся до легкой рыси прохожих, на рвущиеся из их рук под порывами ветра зонтики и мечтал о предстоящем отпуске. За последний год он так устал от семейно-памперсной жизни, свалившейся на плечи в строгом соответствии с житейским «пришла беда, откуда не ждали», что с недавних пор жил исключительно предвкушением запланированной на следующей неделе поездки на родину. И хотя Кострома – не Хургада, в данном случае ключевые слова были: «к родителям», «целых десять дней». И самое главное – в гордом одиночестве.