Ловушка. Форс-мажор | Страница: 79

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Немало, – подтвердила Ольховская. И после некоторой паузы добавила: – А еще, ПО-МОЕМУ, редкостная ты, Ирочка, дрянь. Все, передавай привет мужу. Когда тот освободится от своих очень важных дел…

Понятно, что никаких приветов Ирина передавать мужу не стала. Равно как рассказывать ему об этом неприятном звонке.

Всего этого Паша, естественно, знать не мог, а потому безо всяких церемоний набрал домашний номер супругов Ляминых. По счастью, трубку снял сам глава семейства. Как результат – состоявшаяся между двумя старыми приятелями беседа оказалась не только задушевной, но и в высшей степени полезной. Возможно, по той причине, что оба абонента к тому времени были слегка пьяны. И долгожданное просветление, о котором мечтал Козырев, наконец на него снизошло.


А вот Лехе Серпухову, в отличие от Паши, эта ночь, напротив, нагнала дополнительной мути. Хотя ее, этой самой мути, и без того было уже предостаточно – город большой, злодеев свора, а ему – отплевывайся. В довершение ко всему, в пятом часу пришлось-таки отзывать с халтуры служебную «Волгу» и тащиться на 131-ю УК РФ.

Девчонку изнасиловали около одиннадцати в парадной, недалеко от ее же дома. Пока домой, пока плакать, пока мама, пока решили сказать отцу, пока ждали в дежурке, пока прокурорский причапал… В общем, Леха только к раннему утру подумать сумел. А подумать было о чем, поскольку девка оказалась шустрая и, пока ее насиловали, умудрилась стянуть из кармана негодяя записную книжку. Серпухов доложил, и реакция начальства оказалась вполне предсказуемой: «Ну если при записной-то книжке не найдете!..» Дескать, давай, анализируй, и дело в шляпе. В кино оно, конечно, драматургически бы получилось: многоходовка там, сюжетик витиеватый. А здесь…

Серпухов вернулся к себе, раздраженно дернул ящик стола и этим нехитрым движением тут же сбил ноготь большого пальца правой руки. Больно, зараза! Интересно, что он вообще хотел там разыскать? Слипшаяся в варенье кроличья ушанка. Обрывки портупеи. Пухлые, как кленовые листья в сухую осень, явки с повинной, заполненные полуторасантиметровыми пьяными буквами. Кстати, собственноручные приписки в конце явок были удивительно зеркальны: «Никакого морального или физического воздействия на меня не оказывали. Претензий не имею». Вот, пожалуй, и все… Ах да, он же искал карандаш! Но этого чуда канцелярской мысли в ворохе движимого и недвижимого имущества отчего-то не нашлось.

Засим Леха опростал бутылку теплого пива, положил ноги на стол и закурил свою нехитрую мыслишку: «Ну смотрю я на сложенные листки. Упираюсь мозгом в теорию. И чего?… Сволочь, мог бы фотографию с собой носить с какой-нибудь квитанцией об оплате на свое имя. Нарожает земля сыра уродов, а ты расхлебывай».

Ровно в девять утра, минута в минуту, на службу пришел молодой, которому их погремушки пока еще были в охотку. Ему-то Леха и вручил на камеральную обработку изъятую записную книжку: не то чтобы надеялся, что молодой узреет в ней суть, а, скорей, для воспитания усидчивости. Сам же поехал домой – отсыпаться.

* * *

Утром, собираясь на работу, Козырев не обнаружил на привычном месте на кухне персонального чайника. Поскольку по существующей договоренности правом на совместное пользование сей кухонной утварью обладала только Михалева, он постучался к соседке.

– Пашк, ты? Насчет кипяточка? Каюсь, мой грех, забыла вернуть, – раздалось из-за двери. – Погоди секундочку, я только что-нибудь на себя накину… Все, заходи. Еще раз прошу прощения, сударь. Увы, все мы не вечны. Вот и мой электрический «Мулинекс» скоропостижно скончался.

– Аналогичный случай был в Тамбове. В смысле: мой такой же сдох неделю назад.

– Н-да, похоже, это китайское пластмассовое дерьмо при растаможке декларируется как одноразовая посуда. Давай-ка сюда свою кружку, кофе и заварка на столе. Давай-давай, не стесняйся. Ты сейчас новости смотрел?

– Не-а. Вы же знаете, Людмила Васильевна, я не фанат информационного спама. Мне этого дерьма на службе хватает.

– И совершенно напрасно. Врага надо знать в лицо, – назидательно заметила Михалева.

– А чего было?

– А был очередной сюжет про Эрмитаж. Вчера задержали второго подозреваемого.

– Ладонина? – вырвалось у Паши.

– Какого Ладонина? Почему Ладонина? Я имею в виду Запольского-младшего.

– А что, был еще и старший?

– Блин, Паша, нельзя быть настолько оторванным от жизни! – возмутилась соседка. – Неужели тебе совсем, ну нисколечко, не интересна вся эта история?

«Отчего же, – подумал Козырев, – начиная со среды, безумно интересна. Будь она неладна!..»

– К началу проведения проверки в хранилищах отдела русского ювелирного искусства Эрмитажа скоропостижно скончалась его хранительница, некто Запольская. Собственно, по окончании этой проверки и стало известно о пропаже двухсот с хвостиком экспонатов. На днях задержали мужа Запольской, у которого нашли кучу ломбардных квитанций на предметы искусства. В их числе, похоже, и на вещи из Эрмитажа. А теперь вдобавок арестовали сына. Он вроде когда-то работал в Эрмитаже экспедитором. Говорят, что кражи совершались на протяжении чуть ли не десяти лет.

– Ого!..

– То-то и оно, что «ого». Вот я теперь и гадаю: то ли это наши доблестные органы в кои-то веки красиво и оперативно сработали, то ли они столь же красиво и оперативно назначили козлов отпущения.

– Да, веселая семейка, – прокомментировал михалевский ликбез Паша. – «Отец, слышь, рубит, а я отвожу». Получается, это мамашка экспонаты потихонечку тырила? А когда проверка началась, с перепугу окочурилась?

– Господин офицер! – строго посмотрела на него Михалева. – Будьте добры, смените свой глумливый тон! Речь все-таки идет о смерти человека и трагедии его семьи. К тому же еще абсолютно ничего не ясно. Равно как не предъявлено и не доказано. Или вас в вашей «конторе», что, хотя бы основам юриспруденции не учили?

Под строгим взглядом соседки Козырев смутился и поспешил переменить тему:

– Людмила Васильевна, а вы сами как думаете? Могла эта хранительница столько времени безнаказанно выносить экспонаты? Причем так, чтобы при этом «никто-ничего-ни разу»?

– Ох, Пашка, не знаю… В принципе, вынос предметов из хранилищ может осуществляться только на выставку, на реставрацию либо на экспертизу. Пожалуй, и всё. Но, по большому счету, всё это исключительно на совести хранителя. А здесь, сам понимаешь, если захочется вынести, проблема только одна – сугубо технологическая. То бишь в принципе решаемая. Опять же – мы с тобой пока не знаем официальной причины смерти этой Запольской и сколько ей на тот момент было лет.

– А какая разница?

– В том-то и дело, что есть разница. Мне подруга моя, Илонка, я тебе о ней говорила, как-то жаловалась, что по линии кадров в Эрмитаже числится очень много старых хранителей, которые давно не ходят на работу, но при этом своего хранения не сдают и зарплату своевременно получают. Вот и прикинь: насколько возможен вариант, что после их смерти в хранилище вдруг окажется серьезная недостача, а спросить будет вроде как и не с кого? Ничего себе вопросик, а?