Рублей не было. В кармане покоилась валюта. С собой Востриков прихватил двести долларов, справедливо полагая, что на «бухло» и «закусить» этого хватит. Его «лоханули» сразу, профессионально и бесцеремонно. Решив выиграть на курсе доллара, Дохлый обратился не в кассу обменного пункта, а к «менялам», которые за доллар давали на двадцать копеек больше. В методике «перелома» денег Востриков был не силен, поэтому обман обнаружил, лишь зайдя в фирменный магазин по продаже спиртного. Заказав бутылку «Арарата», четыре пива, банку икры и салями, он попросил все это упаковать и достал деньги. В его руке были одна пятисотенная купюра и пять купюр по двести рублей образца 1992 года. Но об этом Востриков узнал лишь тогда, когда его под руки взяли двое амбалов из охраны магазина. Милицию здесь беспокоить по подобным поводам было не принято, поэтому у Миротворца отняли пакет и некоторое время били ногами во дворе магазина. Как бомжа ни одевай, а рожу никак не скроешь. Она была проклятием Вострикова. Дохлый поднялся и, не рискуя получить ногами от тех, кто его «кинул» около «обменника», засеменил домой. Так он «сдал» свой адрес. Когда он вернулся из похода за «бухлом», уже вторым по счету, он не обнаружил в квартире ничего, что напоминало бы о счастливой жизни. Она была пуста, как школьный класс в июле. Вместе с мебелью и «стенкой» пределы квартиры покинули остатки валюты. Тогда Востриков понял, почему его так долго «манежили» в магазине. То полчаса за одной бутылкой ходили, то полчаса – за второй. Потом еще полчаса продавщица деньги меняла в соседнем киоске...
Пора проверять деньги и «отщипывать» от клада еще маленький кусочек. Допив бутылку «Финляндии», Востриков засобирался в поход. Поскольку собраться ему, пьяному, было только подпоясаться, он так и сделал.
Открыв входную дверь, он получил такой удар между глаз, что мгновенно потерял сознание. После удара затылком о косяк комнатной двери произошел обратный эффект – Востриков пришел в себя. Сквозь сноп искр, которые по кругу перемещались перед его взором, он смотрел, как в его квартиру входят трое известных ему как «менялы» у обменного пункта.
Потом началось то, про что Востриков слышал только из уст бомжей. В их рассказах о бандитах, пытающих «лохов», да из криминальной хроники газет, которые Дохлый подбирал на седушках зала ожидания железнодорожного вокзала. Его пристегнули наручниками к батарее центрального отопления и стали бить, пытаясь выведать номера его счетов в банках и организацию, которую он представляет. Ему пообещали, что если он «выложит пятьдесят «тонн» баксов, то с ним ничего не случится, а его фирма не обеднеет». Сначала было терпимо, но когда Миротворец заикнулся о том, что пропивает деньги, которые упали ему на голову в тот момент, когда он сидел в канализационном люке, за него принялись всерьез. Одно дело, когда мучители издеваются над жертвой, но когда жертва издевается над мучителями...
Его оставили в покое только под вечер, убедившись в том, что он полный идиот. Востриков сидел у батареи, пристегнутый наручниками, и плакал. Он еще не знал, как сформулировать причину своих страданий, но суть ее сводилась к тому, что деньги просто так с неба не падают.
Пастор загнал «марковник» в тупик за рестораном. Ему нужно было хотя бы пятнадцать минут для оценки ситуации и принятия решения. Соха, молчаливо покуривая, смотрел в окно и поворачивался к вору лишь в тот момент, когда тот производил какое-нибудь движение.
Вор впал в состояние глубокой задумчивости после того, как Соха передал ему свой разговор с бомжами. Сразу после рассказа Пастору стало понятно лишь одно. События развиваются параллельно, но он сам опаздывает с получением информации. Зачем судья расспрашивал у первых попавшихся на глаза бродяг о таком же, как они, оборванце? Этот вопрос, точнее незнание на него ответа, совершенно выбивали бывшего владельца общака из колеи. Что произошло тогда у банка еще? Или – что заметил судья, чего тогда не заметил Пастор? Вот вопросы, которые, объединив, можно сформулировать как один, но самый трудный. Зачем Струге понадобился бомж Миротворец? Пастор чувствует, что судья идет на шаг впереди него. Общак у Струге. В этом сомнений нет. Но тогда на кой ему сдался этот чертов бродяга?! Полный идиотизм. И он, Пастор, – его эпицентр.
Из одного кармана пиджака он вынул пачку сигарет, из второго – мобильный телефон. Соха сидел и терпеливо следил за этими движениями. Пахнув дымком, Пастор набрал на трубке номер. Пауза длилась недолго.
– Как поживаете, Николай Сергеевич? Процесс идет?.. Ничего, потерпит процесс. Да плевать мне, что у тебя «тайна совещательной комнаты»!! Понял?! Я тебе тоже звоню не для того, чтобы о здоровье справиться, а потому как дело есть! Когда ты меня просишь, я тебе отказываю?
Соха поразился неожиданной вспышке гнева вора, но еще более удивился, когда тот заговорил медовым голосом. Соха понял, кого побеспокоил Пастор. Догадался, потому что Пастор так разговаривал лишь с одним человеком.
– Меня беспокоит активная жизненная позиция вашего подчиненного, Николай Сергеевич, – продолжал тем временем Овчаров. – За ним просто невозможно угнаться. Человек с сотрясением головного мозга совершает такие марш-броски по городу, что я просто выбиваюсь из сил. Кажется, я просил, чтобы вы держали его на коротком поводке? Вот именно сейчас вы можете сказать, где он? Нет? А зачем я тогда трачу силы и средства, чтобы вы стали членом Квалификационной коллегии? Зачем мне там нужен человек, который не умеет управлять ситуацией? Или вы думаете, что я это делаю по причине глубокого к вам уважения?
Соха сидел и размышлял, чем закончится разговор. Его мысли прервал толчок в плечо – Пастор жестом требовал бумагу и ручку.
– Какой, вы говорите, номер дома?.. А квартира? Ладно, хорошо. Не ошибитесь с приговором. Лучше оправдать сотню виновных, чем осудить одного невинного.
Пастор отключил связь.
Время их вынужденной стоянки перевалило уже за полчаса, когда Сохе, которому опостылело смотреть на серую стену ресторана, пришла в голову мысль. Она пришла давно, но тревожить Пастора не хотелось. Наконец, поняв, что вор уже принял решение, Соха решил внести в него и свою лепту.
– Пастор, если «судилу» Тимур не замочит, то общак у него вытрясет наверняка. А если он его вытрясет, то мы – «отдыхаем».
Пастор словно ждал этой мысли.
– Предложения? – мгновенно спросил он. Складывалось впечатление, что решение он принял давно, но было желание подтвердить его верность.
Соха понимал малозначимость своего мнения. Однако бандит чувствовал, что «попадает в тему».
– Нужно... – Пауза затянулась настолько, что вор, затянувшись в последний раз и выкинув в окно сигарету, некоторое время сидел молча. Выждав, он почти через силу выдавил:
– Начал хорошо. А что – «нужно»?
– Не «в масть» мне тебе советовать... – осторожно бросил Соха.
– Да ладно... – Пастор отмахнул в сторону сигаретный дым. – Ты мне уже один раз посоветовал. Сейчас даже не знаю, что делать после твоего совета. Может, еще чего умного выдашь? Судью в подвал посадить? Или Тимура «замокрить»? Давай, Соха, у тебя обширное поле мозговой деятельности...