– Чего уши развесил? – повернулся капитан к подчиненным. – Лейтенант, живо в подвал за переноской! Сержант, снять наручники с конокрада!
Через пять минут от гаража к сараю протянули кабель, зажгли лампу в стеклянном колпаке. Радченко приблизился к лошади, осмотрел ее нос, зубы, погладил ладонью по шее. Конокрад Муса Исаев пристроил лампу так, чтобы свет падал на морду кобылы.
Он уже увидел все, что хотел увидеть, и оценил обстановку. В нескольких шагах от него в темном углу стоят грабли и штыковая лопата, прикрытые мешком. О существовании этого инвентаря капитан наверняка забыл, грабли ржавые, на рукоятке трещина. А лопата в порядке, из-под мешковины выглядывает острый штык, гладкая рукоятка фабричного изготовления.
Исаев боком шагнул к Диме, заглянул ему в глаза, и тот молча кивнул в ответ. До темного угла пять-шесть шагов – это две-три секунды. Столько же времени нужно, чтобы разобраться с капитаном. Сержант с лейтенантом снова уселись на лавке лузгать семечки и травить байки. Эта парочка пока не в счет.
Муса передвинул чурбан для колки дров и присел на него, вытянув вперед лампу. Радченко, согнувшись, залез под кобылу, делая вид, будто сосредоточен на изучении лошадиной кожи; Муса, поднявшись, тоже незамедлительно нырнул под лошадь и скинул мешковину с лопаты. Затем снова сел на чурбан и положил лопату у ног так, чтобы она не попала в полосу света.
Урузбеков продолжал выяснять отношения со своими подчиненными, призывая их прекратить болтать и заняться делом – то есть внимательно следить за арестантами. Не успел он повернуть голову в сторону сарая, как конокрад Муса выскочил оттуда и полотном лопаты врезал ему по затылку. Колени капитана подогнулись, автомат сполз с плеча. Исаев подхватил оружие и направил ствол на сержанта Салтанова. Тот ничего не понимал. Только что капитан урезонивал их и вдруг лежит на земле, руки разбросаны по сторонам, крови не видно, будто Урузбеков прилег отдохнуть, фуражка свалилась с головы и откатилась в сторону.
А в нескольких шагах от него стоит конокрад Муса Исаев, наставив автоматный ствол на сержанта и, кажется, готовясь выстрелить…
Лейтенант тоже не сразу сообразил, что случилось. Он переложил пистолет из левой ладони в правую и засунул указательный палец в спусковую скобу. В критический момент, когда решалось, жить ему дальше или умереть, он хотел выпустить скользкую рукоятку пистолета, но почему-то замешкался, указательный палец никак не хотел вылезать изспусковой скобы. Лейтенант приподнял руку с пистолетом, стараясь освободить палец.
Автоматная очередь ударила прямо в лицо и прошила тело сверху вниз. Так и не успев вытащить палец из спусковой скобы, лейтенант упал, сжимая в руке оружие.
Сидевший на скамье сержант высоко, насколько это было возможно, поднял руку.
– Встать! – скомандовал Исаев.
Салтанов поднялся, чувствуя, что ноги не слушаются и колени предательски трясутся.
– Затащи эту падаль в сарай, – показал автоматным стволом на тело лейтенанта Муса.
В ответ сержант только головой затряс, а изо рта вместо слов вырвалось коровье мычание. Исаев повесил автоматный ремень на плечо, подошел ближе, наотмашь ударил Салтанова кулаком в лицо и зашептал ему в ухо:
– Помнишь, что вы со мной сделали, когда поймали в степи? Помнишь, ублюдок? Это ты меня дубиной молотил, пока руки свои не отбил.
Сержант взглянул в белые от яростной злобы глаза конокрада и пожалел, что не умер пару минут назад вместе с лейтенантом. В следующее мгновение он закричал от боли – Исаев врезал ему автоматным прикладом по ребрам, а когда сержант повалился на землю, стал наступать каблуком ботинка на пальцы. Салтанов закричал еще сильнее и получил удар прикладом между лопаток.
Вдруг откуда-то из темноты долетел знакомый голос ветеринара:
– Хватит… Оставь его.
Дима не терял времени даром. Он пошарил по карманам капитана, вытащил кошелек и связку ключей и открыл ворота гаража, где стояла конфискованная «шестерка» и новенькая капитанская «Нива» изумрудного цвета. Здесь же, в углу, он нашел две сорокалитровые канистры с бензином и охотничье ружье с патронташем. Пару секунду Радченко соображал, какую из машин выбрать, – и выбрал ту, которую лучше знает. Они уедут отсюда на «шестерке», а с машиной капитана…
Он снял автомат с плеча и выпустил две длинные очереди по колесам, радиатору и лобовому стеклу «Нивы». Затем загрузил в багажник «Жигулей» бензин, туда же кинул лопату и кое-что по мелочи: кофр с инструментом, саперную лопатку, полведра автоматных патронов, пять пустых магазинов на тридцать патронов. Сломав изгородь, делившую владения капитана на две части, подогнал машину к дому, сбил замок ударом приклада и загрузил в машину пластиковые бутыли с чистой водой и еду, какую нашел.
Вернувшись к сараю, помог Исаеву связать бельевой веревкой ноги капитана, а руки заковать в стальные браслеты наручников. Ту же процедуру проделали с ожившим сержантом, на которого выплеснули ведро воды, что не выпила кобыла. Через минуту «Жигули» выкатились за ворота.
Прапорщик Усман Амиров, оставшийся на хозяйстве в отделении милиции, копался в моторе мотоцикла, когда услышал автоматную очередь. Стреляли на другом конце поселка. Усман подумал, что трое вооруженных милиционеров, конечно же, справятся с двумя хоть и опасными, но безоружными бандитами, но, услышав вторую автоматную очередь, застыл в напряженном ожидании, решив, что случилась беда. Потом завел мотоцикл и погнал его к дому местного авторитета Фарада Гусейнова. Если к аксакалу его не пустят, так, может, удастся поговорить с одним из его сыновей.
Калитку открыл Мамед, младший сын аксакала, спросил, зачем приехал милиционер. Усман объяснил про стрельбу, а Мамед приказал ждать у ворот, захлопнул калитку и куда-то провалился. Взволнованный прапорщик топтался на дороге, от нечего делать шагами измеряя расстояние от мотоцикла до калитки.
Наконец она распахнулась, Мамед поманил милиционера пальцем и сказал:
– Отец велел узнать, что случилось.
Прапорщик закашлялся. Он хотел сказать, что пришел за помощью, а не за приказами. Если Мамеду интересно, пусть сам едет – авось, встретив бандитов, получит свою пулю. А прапорщику жизнь дорога, у него вторая жена – совсем еще молодая женщина, красавица. И первая жена еще нестарая и нестрашная. Но ответил он по-другому:
– Понял. Постараюсь выяснить. Только…
– Что?
– Мотоцикл слабый, как бы не заглох.
– Тогда пешком беги, – нахмурился Мамед. – Или мне отцу передать, что ты его слушать не хочешь?
– Как не хочу? Очень хочу. – Прапорщик уже жалел, что сунулся к старейшине. – Сейчас сбегаю.
– Учти, если что приключится с этим гадом, что ребенка осквернил, – тебе отвечать. Привяжем на скотном дворе к загородке и шкуру спустим.
Прапорщик неожиданно всхлипнул. Хотелось что-то сказать в свою защиту. Но в этот момент где-то близко, уже в центре поселка, ударил ружейный выстрел, такой громкий, что его эхо докатилось до ближних холмов, поднялось в самую высь и пропало за вершинами. И тут же хлестнули автоматные очереди. Одна, вторая…