– Мамаша, папаша, – заныл «инвалид», – Христа ради, я собираю на протез.
– Бедный, – сочувственно сказал Максим, – сколько лет со дня окончания чеченской кампании прошло, а ты все кровью истекаешь! Повязка-то промокла.
– Досталось мне от сволочей, весь поранетый, – продолжил играть свою роль попрошайка.
– Лампа, сколько ему дать? – спросил Максим.
– Нога не болит? – обратилась я к самодеятельному актеру.
Юноша похлопал по коленке.
– Я привык, но рана не заживает!
– Спрашиваю про вторую ногу, – серьезно уточнила я.
Попрошайка сделал скорбное лицо.
– Так ее нет, мамаша.
– Думаю, лапка засунута в подушку, на которой ты сидишь, – засмеялась я, – вот я и поинтересовалась: не ноет ли она? Большинство людей полагает, что ремесло нищего легкое, но я понимаю: тебе приходится терпеть нешуточные неудобства!
Парень зло сплюнул на асфальт и начал медленно разворачиваться. Послышалось чавканье и характерное поскрипывание, похожее на звук, который издает железо, царапающее стекло.
– Слышь, ты, Смоктуновский, с коляской косяк вышел, – засмеялся Максим, – дорогая слишком, немецкая, почти новая. Вау! На спинке эмблема «Бентли». Милый, ты в курсе, сколько такой значок в автосалоне стоит? Продашь его – хватит не только на протез, но и на превращение в Терминатора. Скажи своим хозяевам, что в такой инвалидке нужно сидеть в прикиде от Гуччи-Пуччи-Мяуччи. Откроешь новое направление: гламурный оборванец.
В моей голове вспыхнуло воспоминание: я стою за занавеской в номере Нины, слышу чавканье, поскрипывание, противный скрежет… а еще Маргоша не нашла коляску, которую в лечебнице прозвали «Бентли». Медсестра расстроилась, кресло было очень удобное, компактное, могло складываться, его можно не только катить, но и нести.
Я вскочила и с воплем ринулась за «ветераном»:
– Стой!
Тип в пятнистой форме споро порулил в сторону скопища сарайчиков, находившихся за остановкой автобуса. Натыкаясь на прохожих и торговцев, вольготно расположившихся на площади, я летела за «инвалидом». Парень заехал в пространство между покосившимися халабудами, сколоченными из разномастных досок. Я проделала тот же путь и замерла, увидев штук пятнадцать обшарпанных будок, украшенных ржавыми замками, и узкие дорожки, расходившиеся от них веером.
– Ушел? – спросил Максим, переводя дыхание.
Я топнула ногой.
– Черт!
– Чем тебя привлек этот попрошайка? – тяжело сопя, не успокаивался Макс.
В момент сильного волнения я могу сморозить глупость, вот и сейчас вцепилась в рубашку Максима.
– Я знаю, как пропала из своего номера Нина! Ее посадили в инвалидную коляску.
Новый знакомый заморгал:
– Ну и что?
Я подпрыгнула.
– Надо найти нищего и заставить его рассказать, откуда у него «Бентли»!
– Да зачем? – пожал плечами Макс, потом со странным выражением лица продолжил: – Ты поэтому за мошенником рванула?
– Ага, – ответила я, обозревая сараюшки.
– Я подумал, что он у тебя сумочку спер. Пошли в санаторий, есть хочется, – предложил нахал.
– Иди, я здесь останусь.
– Искать проходимца? – поразился Максим. – Интересное занятие. На фига кошке акваланг?
– Нина в опасности! Она приходила ко мне, просила о помощи, а я посчитала вдову психопаткой и отделалась от нее. Ее, вероятно, усыпили, а потом вывезли из санатория, ночью. Думаю, дочери в курсе, они распустили слух, что матери стало плохо с сердцем и ее поместили в больницу. Надо выяснить, в какую именно клинику увезли Нину Олеговну Пронькину.
– Начнешь объезжать Склифосовский и прочие Боткинские? – скосил глаза к переносице Максим.
– Муниципальные заведения можно не трогать. Если Нина в клинике, то только в частной и... Смотри!
– Что? Где? – начал озираться Максим.
Я ткнула пальцем вниз.
– На земле. Следы от шин! Мошенник доехал на коляске до одной из будок, далее след исчез.
– Потом он пошел пешком, – предположил Макс, – повозку бросил.
– И где она? Должна тогда остаться здесь! – резонно заметила я. – Вмятины от колес тянутся к крайнему сарайчику, спорим: «ветеран» там. Ставлю твой оранжевый «Порше»-кабриолет против моей расчески, что я права!
Максим указал на огромный ржавый замок, украшавший вход в развалюху.
– Тачка останется у хозяина, а ты лишишься гребня. Впрочем, по рукам! Я просверлю в расческе дырку и повешу ее на цепочке на шею, буду вдыхать твой неземной аромат. Назови хоть один способ проникновения в запертый снаружи сарай без повреждения того, что не лает, не кусает, а в дом не пускает! Допустим, ловкий парнишка протиснулся в щель под дверью, но коляска?!
Я подошла к ветхой будке, дернула за замок, покрытый оранжевой пылью, вытащила дужку из ушка и, сказав:
– Не всякий замок заперт, – распахнула дверь.
– Ну че те надо? – заныл юноша, стоявший около стены, на которой висели инструменты.
– Накрылся мой «Порше», – хмыкнули за моей спиной, – прощай, любимый кабриолет.
Но мне было не до дурацких шуток, я сделала шаг к мальцу.
– Где ты взял коляску?
– Она ваша? – захныкал «инвалид». – Забирайте!
– Немедленно отвечай на вопрос!
– Нашел, – выдал неоригинальную версию паренек.
– На улице? – издевательски спросила я.
– Не, в овраге!
– Каком?
– Где помойка, – прозвучал ответ.
Я топнула ногой.
– Не лги! Кресло на колесах стоит уйму денег!
– Правду говорю, – чуть не зарыдал незадачливый «чеченец».
– Тогда объясни, как у тебя вторая нога отросла! – заорала я. – И откуда коляска?
– Тетенька, – парень принялся елозить грязными кулаками по лицу, – клянусь мамой...