Сильная рука отодвинула меня в сторону.
Максим подошел к нищему и похлопал его по плечу.
– Слышь, как тебя зовут?
– Коля, – представился оборванец.
– Отлично, а я Макс. Зря ты, Коля, ветераном чеченских войн прикидываешься, – ласково загудел мой спутник, – попадешься на глаза такому, как я, огребешь по полной. Очень мы не любим, когда те, кто никогда врага в лицо не видел, спекуляцией занимаются.
Николай втянул голову в плечи, Максим, мерно постукивая проходимца по ключице, нежно спросил:
– Про группу «Альфа» слышал?
– Да, дяденька, – обморочно прошептал Николай, – по телику показывали!
– Ну, тогда мы договоримся, – журчал Максим. – Расскажи этой тете, откуда коляска, и спокойно уйдешь отсюда на своих двоих. Попробуешь врать, я тебе ножку-то ампутирую. Есть и хорошая новость: нам сиденье с колесами без надобности, ты на нем отсюда настоящим инвалидом и покатишь. Инструмент есть, вон топорик острый. Давай, не глупи, получишь вкусняшку.
Максим запустил руку в карман, вытащил жвачку и сунул ее под нос почти лишившемуся чувств Николаю.
– Откушай, и твое дыхание станет упоительно свежим!
Николай забормотал с такой скоростью, что я велела:
– Помедленнее.
Коля покорно сбавил темп. После пламенной речи Максима я была уверена в честности попрошайки, но, увы, ничего конкретного тот не сообщил.
Рано утром, часов около шести, Коля пошел в овраг, куда местные жители выбрасывают мусор. У парня окончательно разорвались ботинки, и он хотел найти относительно целую пару. Юный поисковик спустился на дно канавы и принялся потрошить мешки, прошел почти всю мусорку, прежде чем увидел инвалидную коляску, которая лежала на боку.
– Раз такую вещь выкинули, значит, она не нужна, – резонно объяснял Коля, – колясочникам лучше подают, ну, я ее и вытащил. Очень удивился: кто же такую шикарную тележку выбросил? Прикиньте, она еще и складывается!
Коля наклонился, дернул за небольшой рычажок, раздался характерный щелчок. «Бентли» сложился в узкую конструкцию.
– Круто, да? – с восторгом воскликнул алкоголик. – Небось немецкая. Попробуйте, какая легкая, даже баба унесет. В Германии об инвалидах думают, а у нас гробы на шинах раздают. Больших бабок такая колясочка стоит, а мне она задаром досталась.
Николай сделал быстрое движение рукой, опять послышался щелчок, точь-в-точь такой, какой я слышала, стоя в номере Нины за занавеской. Внезапно мне что-то показалось странным, в голове возник вопрос, но сформулировать его я не успела, потому что в беседу вмешался Максим.
– Все Ларюхино организованно бросает мусор в одно место? Хоть и невелико поселение, но, например, отсюда неудобно с мешком к лесу тащиться.
Николай почувствовал себя чуть увереннее.
– Не, трехэтажки к контейнеру ходят, в овраг только улицы Ленина, Советская и Коммунистическая.
– Можешь показать, где валялась коляска? – не успокаивался Макс.
– Пошли, – засуетился Коля, – хорошим людям приятно помочь.
Овраг протянулся почти у самого леса, на дне его высилась гора пакетов и неупакованного мусора.
– Фу, – поморщился Максим, – на набережной в Ницце пахнет лучше, чем тут!
– Вон там она валялась, – ткнул пальцем в конец канавы нищий.
Я, стараясь не дышать, пошла туда. Овраг закончился, справа к помойке вплотную приблизились темные ели, влево уходила колея.
– Куда ведет эта дорога? – спросила я попрошайку.
– В Еланск, – равнодушно сообщил Коля, – город такой, большой, с церковью, больницей, магазинами. Там полно народу живет.
Я указала на узкую тропинку, ведущую в лес.
– А эта?
– Там санатория, – объяснил Николай, – пойдете чуть в горку – и увидите забор, наши одну секцию выломали.
– Могучий русский народ не любит изгородей, – изрек Максим.
Николай возмутился:
– А чего они в лесу построились? Там места грибные, люди и ходят по старинке за опятами.
Забыв попрощаться с «ветераном», я ринулась по тропинке, которая извивалась между корявыми корнями. Николай не обманул: не прошло и минуты, как передо мной возник забор, в котором не хватало большого количества прутьев. При желании здесь мог проехать автомобиль.
– Признайся, – пропыхтел сзади Максим, – твоя мама была из рода эфиопских бегунов. Еле догнал быстроногую лань Лампу.
– Для спецназовца из «Альфы» ты плохо тренирован, – бросила я на ходу.
– Обрати внимание, – засмеялся Максим, – я не говорил, что служу в этом подразделении, всего лишь спросил у проходимца, слышал ли он про «Альфу», остальное Николай додумал сам.
– Однако ты ловкач. – отметила я. – О! Знакомая лужа. Значит, к ней можно подойти с разных сторон.
И тут я приметила небольшой сломанный куст, на котором повис светлый лоскут. Я села на корточки, осторожно пошевелила смятые ветки, потом сняла кусок ткани – это был дорогой шелк с вышитой на нем бордовой розой.
– Шерлок-Холмсица идет по следу, – заговорщицки прошептал Максим.
– Догадываешься, что тут стряслось? – спросила я.
– Упал метеорит? Высадились зеленые человечки? Обнаружен клад? – зафонтанировал идеями Максим.
– Клок вырван из костюма Нины, – скорей для себя, чем для Максима, сказала я, – на ней была одежда с такой вышивкой. На тропинке лежит обросший мхом камень, но лишайник частично ободран, похоже, он пострадал недавно. Тот, кто толкал коляску с Пронькиной, не заметил валун, наехал на него и не удержал кресло, оно накренилось, Нина Олеговна упала на куст и повредила его. Все очень плохо.
– Почему? – на удивление серьезно спросил Максим.
– Похоже, она умерла, – тихо ответила я, – вернее, убита. Ее усыпили и увезли.
– Не согласен, – быстро ответил Максим, – Пронькина не пушинка, а дама в теле. И мертвый человек становится невероятно тяжелым, его трудно поднять. А если старуху усыпили сильным лекарством, то она не проснулась бы даже при падении.