Новость о королевской милости облетела страну. Все восхищались Джеймсом Оглеторпом. Он сам был поражен быстротой и значительностью результатов своего расследования, ведь с момента смерти Роберта Кастелла и Шеннон Глэсби прошло всего пять месяцев!
Должники буквально засыпали суды прошениями об освобождении. Во Флит всех охватила безумная радость. К старому Конраду Стэндишу вновь вернулась жажда жизни, и он поторопился заявить о своих правах. Он уже представлял, как возвращается на родной остров Мэн с женой и дочерью!
Чтобы успокоить общественное мнение, на свободу стали выпускать первых заключенных. Предварительно имена освобожденных должников печатали в газетах, чтобы никто из кредиторов не пострадал.
В середине июня первая партия заключенных покинула Флит.
В этот день ворота тюрьмы были широко распахнуты. Четверо мужчин внесли на главный двор гроб.
При его появлении разговоры смолкли. Мужчины сняли головные уборы.
Во Флит вернулась бывшая должница.
В декабре Шеннон временно похоронили в склепе Кастеллов. При помощи Оглеторпа ее сын Филипп добился разрешения перезахоронить мать во Флит, чтобы она оставалась для следующих поколений символом святого бунта и отваги вопреки несправедливости.
Бальи Вестминстера позволил себя уговорить, и Шеннон обрела свое последнее пристанище.
Гроб с телом Шеннон поставили в каменный склеп, сделанный в северной стене на равном расстоянии от дома Убогих и Господского дома.
Филипп попросил выгравировать следующую надпись:
Шеннон Глэсби
1697–1728
Отважная леди Флит
Vincit
Не было ни религиозной церемонии, ни траурных речей. Филипп, стоявший у склепа в окружении Ребекки, Стэндишей и Гудричей, приветствовал должников, подходивших почтить память Шеннон.
Все знали, чем они были обязаны этой бесстрашной молодой женщине.
Непосредственно перед узаконенным закрытием ворот тюрьмы Филипп пошел в квартал Клеркенвелл вместе с Кеном и Марсией Гудричами, которые приютили его после того, как Оглеторп добился его освобождения из долговой тюрьмы. Стоял теплый, но сырой вечер. Солнце клонилось к закату. Шли они молча.
На втором этаже лавки «Красный мундир» Гудричи обставили для него каморку. В течение целого месяца они лишали себя обеда, чтобы купить мальчику кровать и свечи, ведь он так любил читать.
В тот вечер добряк Кен Гудрич принес ужин в каморку Филиппа.
После смерти Шеннон ни поддержка Ребекки, ни увещания Эдит Стэндиш и Гудричей не помогли Филиппу справиться с затяжным душевным кризисом. Кен Гудрич даже нарисовал портрет Шеннон, поражавший удивительным сходством с оригиналом. Филипп, наблюдавший за работой Кена, не мог отвести от портрета глаз. Филипп по-прежнему походил на мать. Он был очень худым, что у его друзей вызывало опасения. Белокурые волосы спадали легкими прядями на черную куртку, которую он носил в знак траура.
— Я знаю, что это был для тебя тяжелый день, — сказал Гудрич, садясь рядом с кроватью Филиппа. — Но все же ты должен взять себя в руки. И как можно быстрее!
Ничего не ответив, четырнадцатилетний мальчик покачал головой.
— В твоем возрасте, — продолжал Гудрич, — я тоже считал, что меня ждут в будущем лишь неприятности и уныние. И именно в самый тяжелый для меня период мне посчастливилось познакомиться с той, которая вскоре стала очаровательной Марсией Гудрич! — Кен улыбнулся. — Моя жизнь наполнилась счастьем. С тех пор все пошло по-другому. Но не думай, что мне было легко. Мой отец хотел заставить меня жениться на дочери одного из поселенцев. Белого. А я, который до того момента никогда не принимал решений самостоятельно, не подчинился ему. Я принял решение и выполнил его. За несколько дней ребенок, каким я оставался в шестнадцать лет, превратился в мужчину.
— Вам повезло, мсье Гудрич.
— Но ведь тебе тоже повезло! Разве у тебя нет Ребекки?
Филипп нахмурился.
— Это не надолго.
Гудрич непонимающе пожал плечами.
— Можно подумать, что эта очаровательная девушка собирается тебя бросить.
— Она — нет. Но только отец заставит ее это сделать.
— А почему?
Филипп оторвал взгляд от портрета матери и повернулся к Гудричу.
— Он рассчитывает, что новый акт позволит ему вернуться на остров Мэн. Он надеется, что древнее славное имя поможет ему найти буржуа или зажиточного торговца, который женится на его дочери. Ему необходима Ребекка. Он увезет ее с собой.
— В самом деле… А что говорит Ребекка?
— Она покорилась воле отца.
— Понимаю. Возможно, Стэндиши согласятся, чтобы ты вместе с ними поехал на остров?
Филипп весь сжался.
— Чтобы любоваться Ребеккой, вышедшей замуж за другого?
— Понимаю… Значит, у тебя нет особого выбора.
— Да разве у меня вообще есть выбор?
Кен покачал головой и, встав, сказал:
— Тебе решать. Прими решение, выполни его и следуй ему. Я могу дать тебе совет, но будет лучше, если я промолчу. Тогда не исчезнет очарование…
Четвертого июля Конрад Стэндиш узнал о своем освобождении. Ею долги Хаггинсу и Бэмбриджу были аннулированы, а долг первоначальному кредитору, который не напоминал о себе на протяжении уже нескольких лет, был объявлен погашенным за истечением срока давности.
Стэндиш сразу же узнал, когда на Мэн отплывает первый корабль, и отправил на остров несколько писем, в которых сообщал о своем возвращении и расхваливал красоту и безукоризненное воспитание своей дочери.
Филипп не приходил во Флит десять дней подряд.
— Где ты был? — спросила Ребекка, когда он наконец появился.
— В Хокли-ин-зе-Хоул.
Филипп поздравил Конрада Стэндиша со скорым освобождением. Преисполненный радости, пожилой мужчина не замечал беспокойства на лицах Ребекки и своей жены.
— Что ты делал в Хокли? — настаивала Ребекка.
— Давал советы…
Поскольку у Филиппа был наметанный глаз и он знал уловки владельцев собак и гладиаторов, он подсказывал неопытным игрокам, на какую собаку лучше поставить, по каким причинам не стоит рассчитывать на такого-то медведя или быка, но главное, он узнавал о «договоренностях», достигнутых гладиаторами перед боем. Эти советы приносили Филиппу неплохие проценты с выигрышей. Однако ремесло «советчика» таило в себе множество опасностей: владельцы собак и крупных животных вели настоящую охоту на этих мерзавцев, лишавших их выгоды, получаемой благодаря легкомысленно заключенным пари.
— Это безумие! — воскликнула Ребекка. — Многие советчики, причем даже дети, окончили свою жизнь в водах Флит или были искалечены!