— Это похоже на самоотверженность, — заметил Евтихий.
— Может быть, это и есть самоотверженность? — предположил Авденаго. — Хотя, скорее, это просто здравый смысл. Если Нитирэн проиграет, я умру. Если Нитирэн победит, у меня будет столько рабов, сколько я захочу. А ты свободен. И хватит разговоров, а то от избытка добрых чувств я разрыдаюсь. Давай лучше ловить конька. Мне кажется, я чую его запах, — где-то он бродит поблизости.
Конек действительно нашелся довольно скоро и охотно дал себя запрячь. Он пару раз презрительно махнул хвостом по лицу Евтихия, как бы негодуя на то, что человек посмел занять место, по праву принадлежащее хорошо обученной лошади.
— В опилках на телеге осталось немного еды, — добавил Авденаго. — Воду найдешь по пути. Уезжай и не оборачивайся.
— Нитирэн победит, — сказал Евтихий.
— Я рад, что ты так считаешь, но все равно — уезжай.
Из темноты до них вдруг донесся сиплый стон: там до сих пор корчился пригвожденный к земле Тагана.
— Прощай, Авденаго, — помедлив, проговорил Евтихий. Он тронул поводья, причмокнул губами, и конек тронулся вперед. Телега тихо покатила по траве. Авденаго посмотрел ей вслед, совсем недолго, и возвратился в храм Комоти.
* * *
Геранн закрыл лицо руками, устало потер глаза. Ему не хотелось встречаться взглядом с Броэреком. Он и без того знал, как смотрит на него сводный брат: чуть сочувственно и уж конечно без тени насмешки. Как и подобает сводному брату, человеку близкому и в то же время не забывающему свое место.
Геранн специально отложил разговор с Евтихием. Владелец замка хотел, чтобы Евтихий немного освоился и пришел в себя. Никогда не следует судить о человеке, пока он болен или унижен; следует подождать — истинное лицо, как правило, поразительным образом отличается от личины.
Но личина, остающаяся после долгого общения с троллями, слишком прочно прирастает к коже. Никаких иных объяснений происходящему не находилось.
Евтихий провел в замке уже три дня и все еще воспринимался едва ли не как тролль. Его сторонились не только эльфы, но и люди, и притом даже самые грубые, вроде копейщика Ахакуина, известного ругателя и склочника. Сам Евтихий ничего не делал для того, чтобы изменить мнение окружающих о себе: ни с кем не пытался найти общего языка, часами занимался лишь одним — бросал в мишень боевой топор, а если кто-нибудь выказывал ему свое недовольство, опускался на корточки и закрывал голову руками.
— Ты держишься как подменыш, — сказал Геранн наконец. Он опустил руки и устало посмотрел на Евтихия.
— Я видел подменыша, — ответил Евтихий. — Они совсем другие. Они мечтают быть похожими на троллей. А я — нет. Я человек.
— Евтихий, — сказал Геранн, стараясь быть терпеливым, — у меня каждый солдат на счету. Я хотел бы взять тебя в гарнизон, но люди отказываются сражаться рядом с таким, как ты.
— Я запачкан, — объяснил Евтихий, — но это не так страшно, как кажется. Постепенно я отмоюсь.
— Что значит — «запачкан»? — нахмурился Геранн.
— Пока я жил среди них, мне казалось, что я сохраняю в себе человека, — задумчиво проговорил Евтихий. — Но только очутившись среди настоящих людей, я обнаружил, что подчинялся своим бывшим господам гораздо в большей мере, чем предполагал. Этого не объяснить…
— Как долго ты прожил среди них?
— Я жил не среди троллей, если уж быть точным, а среди троллиных рабов, — поправил Евтихий. — Восемь лун.
Геранн скрипнул зубами.
— Серая Граница подходит все ближе, — молвил он. — А с твоим появлением у всех возникло такое ощущение, будто она пролегла прямо посреди замка.
— Но ведь это не так? — тихо спросил Евтихий.
— Да почем мне знать! — теперь в голосе Геранна звучала досада. — Но ты действительно причиняешь беспокойство. Рядом с тобой тревожно и неприятно.
— Я же говорил, что запачкан, — повторил Евтихий.
— Твоя лошадь ест мясо, — добавил Броэрек. — Это весьма смущает конюха.
— Пока она не пытается съесть конюха, пусть жрет что угодно, — резко бросил Геранн. — Лошадь — наименьшее из зол.
Евтихий сказал:
— Вы должны знать о Великом Камбае. Сейчас у троллей есть единый правитель, и я думаю, что это Нитирэн. Он умен и хитер, справиться с ним будет трудно, а Серая Граница его любит. Кроме того, ему служит тот, кому прежде служил я.
— Человек Морана? — уточнил Броэрек.
Геранн покачал головой.
— Еще одна загадка.
— Моран оставил много загадок прежде, чем исчезнуть из нашего мира, — сказал Евтихий. — Тролли любят рассуждать о нем.
— Моран не добровольно исчез из нашего мира, — возразил Геранн. — Его изгнали.
— В любом случае, он успел наводнить земли по обе стороны границы тайнами и опасными предметами, — сказал Евтихий. — Я имел дело с одной такой тайной. С человеком Морана. Его имя Авденаго, и он взял сторону Нитирэна.
— Чем он опасен, этот Авденаго?
— Не знаю.
— Но ты провел рядом с ним не один день, — настаивал Геранн, — ты ведь должен был его узнать! Какой он?
Евтихий закрыл глаза, как будто пытался вызвать мысленный образ Авденаго. Потом проговорил:
— Я даже не уверен, что узнаю его при следующей встрече.
— Хорошо, — помолчав, сказал Геранн и встал, показывая, что разговор окончен. — Ступай, Евтихий. И постарайся поменьше раздражать моих людей.
— Я постараюсь, — сказал Евтихий.
— Твой дахати — сера из эльфийского уха! — сказал Эхуван Нитирэну и дунул в сторону Авденаго. — Твой дахати — нищий. Он никого не убил, не ограбил, у него ничего нет. Он ходит без пояса, как раб!
Эхуван сидел на корточках у стены, привязанный к железному штырю. Очевидно, в других случаях эти штыри предназначались для того, чтобы подвешивать к ним лампу или вставлять факел в венчающие их кольца. Внутри храма ничего не изменилось: тьма, едва рассеянная огнями двух факелов, и два соперника, претендующие на роль верховного вождя всех троллей по эту сторону Серой Границы.
«Дахати, — повторил про себя Авденаго. — Не секундант. Дахати. Авденаго — дахати Нитирэна. Можно подумать, я выучил новый язык…»
Нитирэн отозвался хрипло:
— А твой дахати, Эхуван, — глупее помета моей лошади.
— Не так уж он глуп, если заранее обо всем позаботился! — отозвался Эхуван, кашляя. — Он нарочно надел два пояса, потому что знал: один пояс ему потребуется для того, чтобы связать своего господина! И посмотри, каким роскошным поясом он меня почтил.
— Дорого обошелся этот роскошный пояс твоему дахати, но еще дороже обойдется он тебе! — загадочно ответил Нитирэн.