Увлеченный собственным счастьем, Геранн не спешил разрушать иллюзии брата. Увы, в этом Геранн руководствовался эгоистическими соображениями: ему хотелось видеть рядом с собой радостные лица. А отвергнутый Броэрек будет являть собою картину полного и всепоглощающего уныния. Нет уж, такое лучше отложить на потом.
Обычно в дозоры Броэрек выезжал вместе с братом, сопровождая того как оруженосец; но заботы последнего времени не позволяли Геранну удаляться из замка дольше, чем на несколько часов. Броэрек выпросил у него дозволения продолжать службу — «не то скажут, будто после ранения я начал бояться».
Геранн ждал возвращения дозорных, стоя на воротах. Он сразу увидел, что те кого-то ведут с собой, и предположил, что Броэрек с Эрисеном захватили одного из троллиных лазутчиков: одежда, манера держаться, темная кожа — все свидетельствовало о принадлежности чужака к низшей касте троллей.
Пленник, впрочем, вел себя спокойно. Даже слишком спокойно.
«Похоже, братец взялся за ум, — одобрительно подумал Геранн. — Выследил тролля, как следует вразумил его добрым ударом дубины и усадил связанного на свою лошадь… Молодец!»
Броэрек распрощался с Эрисеном в воротах; солдат отправился в конюшню с обеими лошадьми, а Броэрек и пленник подошли к Геранну.
— Рад видеть тебя невредимым, — бегло оглядев Броэрека, Геранн кивнул ему. — Показывай, кого выловил.
Человек, которого Броэрек придерживал за плечо, молча рассматривал камни у себя под ногами. Волосы закрывали его лицо, но Геранну довольно было видеть и его босые ноги в рубцах от кандалов, и тощие, беспокойно перебирающие подол рубахи руки. Затем человек вдруг вскинул голову, поглядел в глаза Геранну шалыми, пьяными глазами, взвыл и повалился перед ним ниц, лицом в сапоги хозяина замка.
— Ой! — сказал Геранн, отступая. — Броэрек, чума на твои уши! Подбери это!
Броэрек наклонился над человеком и тихо сказал ему:
— Встань и перестань чудить.
Тот помотал головой и что-то промычал.
— Вставай, — повторил Броэрек. — Мой господин желает видеть тебя. Ты понимаешь?
Опираясь на руку Броэрека, незнакомец поднялся. Он явно был смущен.
— Ага, — сказал Геранн, все еще поглядывая на него с опаской, — все-таки не тролль.
Незнакомца передернуло.
— Нет! — хрипло каркнул он. — Я человек. Я был крестьянином.
— Имя. Начнем с имени.
— Евтихий. Меня звали Евтихий.
— Имя как имя, хотя бывает и лучше, — проворчал Геранн. — Я — Геранн, хозяин этого замка. Ты понимаешь?
— Да.
— Ты был в плену? Ты бежал?
— Я был в плену, но не бежал…
Геранн нахмурился.
— Поясни. Насколько я знаю, тролли не отпускают пленных.
— Он отпустил меня.
— Кто?
— Он… — Евтихий замялся. — Я не знаю, кто он такой. Не тролль. И не человек. Он не похож ни на кого из нас.
— Это он дал тебе такую одежду? — Геранн рассматривал Евтихия с возрастающей брезгливостью. — Она вся пропахла троллятиной!
— Он дал мне одежду, лошадь… — подтвердил Евтихий. — И немного еды, но вся она закончилась еще до того, как я пересек Серую Границу. Мне ведь пришлось кормить лошадь.
— Чем же ты ее кормил? — изумился Геранн. — Разве ей не хватало той травы, что растет под ногами?
— Эта лошадь не ест траву, по крайней мере, ту, что можно найти по их сторону границы. Я кормил ее мясом, — ответил Евтихий. — По правде говоря, я очень беспокоюсь о ней. Я выпряг ее из телеги, когда замок уже стал виден из рощи. Не знаю, куда она ушла. Хорошо бы ее поискали… То есть, его. Это «он». Конь. Лохматый такой конек. Это ведь просто так говорится — «лошадь», а на самом деле она — самец. Мальчик. Конь. Лохматый, с короткими ногами.
— Скажи, — обратился к бывшему пленнику Броэрек, — почему ты прятался от нашего патруля?
— Я вдруг испугался, — признал Евтихий. — Мне подумалось, что я уже давно не помню, кто я такой. То есть, рассудком — или тем, что от него осталось, — я, конечно, все помню: и нашу деревню, и карьер у троллей, и того человека, Авденаго, который сделался доверенным лицом Нитирэна, его правой рукой… Но я ничего не чувствую. — Он коснулся груди, показывая, что сердце его молчит. — Я помню себя как совершенно постороннего человека.
— В этом нет ничего страшного, — заверил его Геранн.
Впору подивиться убежденности, с которой он произнес эти слова! Ведь Геранн слышал о подобном случае впервые. Но он много лет командовал гарнизоном пограничного замка и умел внушать людям уверенность в себе и обстоятельствах.
— Я хотел бы остаться здесь, — нерешительно проговорил Евтихий.
Геранн приподнял бровь.
— А как тебе мысль о том, чтобы вернуться в твою старую деревню?
— Ее больше не существует, — ответил Евтихий.
Геранн помрачнел.
Он хорошо помнил несколько троллиных набегов, случившихся в последние годы. Два из них были особенно опустошительными.
— Пока ты можешь остаться здесь, — помолчав, позволил Геранн. — Отдохни, как следует поешь. И избавься от этих проклятых тряпок, умоляю!
— Есть кое-что, что моему господину хорошо бы узнать как можно скорее, — сказал Евтихий.
— Завтра, — бросил ему Геранн. — Броэрек приведет тебя в мои личные покои. Сядем удобно и поговорим без помех… и неприятных запахов. Расскажешь все. А сегодня — ради всего доброго на свете — приведи себя в порядок!
* * *
В самую ту ночь, когда решалось, кто станет верховным правителем троллей, Нитирэн или Эхуван, Авденаго расстался с Евтихием.
Евтихий ожидал своего хозяина возле храма Комоти, не решаясь избавиться от упряжи: в любой момент следовало быть готовым изобразить верного и бессловесного раба. Авденаго выскользнул из храма, когда синяя луна уже опускалась к горизонту; на небе царила долгая, полная событий полночь.
После храмового зала, где с наступлением темноты зажгли факелы, ночь показалась Авденаго слишком темной. Он огляделся по сторонам, но рассмотреть в сплошной мгле сумел только бесформенные черные тени.
— Этиго! — позвал он.
— Я здесь, — тихо отозвался Евтихий.
Авденаго подошел к нему и на ощупь принялся быстро сдергивать со своего раба веревки.
— Моя предприимчивость нас всех погубит, — объяснил он — Я теперь лучший друг Нитирэна. Сам не понимаю, как такое вышло! Есть вероятность, что уже завтра меня убьют. Поэтому ты уйдешь отсюда прямо сейчас.
— Разве я тебе больше не нужен? — спросил Евтихий, с облегчением высвобождаясь и усаживаясь на телегу.
— Нужен, но не настолько, чтобы сдуру рисковать еще и твоей жизнью.