Лучница вынула из ножен кинжал.

— Лучше послушайся, — предупредила она тролля.

— Нельзя, — упирался тот.

— Я не требую, чтобы ты переходил черту, — объяснил Арилье, старательно смягчая голос. — Стой рядом. Держись на безопасном расстоянии.

— Безопасное расстояние здесь, — упрямился тролль.

Эвремар кольнула его кинжалом между лопаток.

Тролль плюнул и медленно, останавливаясь на каждом шагу и озираясь, приблизился к порогу.

Арилье взял девочку за плечи и развернул ее лицом к троллю.

— Понюхай.

Тролль раздул ноздри, и вдруг его глаза загорелись.

— Не может быть, — прошептал он. — Я тысячу лет не видел…

— Кто она?

Тролль не ответил. Он молча упал перед Енифар на колени и коснулся лбом пола.

* * *

Солнце уже встало, когда Арилье добрался до выхода из подземелья. Целую ночь Енифар молча топала за ним. Иногда она останавливалась, и тогда Арилье брал ее на руки и тащил на себе. Он валился с ног от усталости.

— Зачем тролли оставляют людям подменышей? — спросила Енифар, когда Арилье выволок ее наружу.

Опять этот невероятный, неправильный спектр! Арилье зажмурился.

— Можно, я не буду открывать глаз? — сказал он.

Енифар толкнула его кулачком.

— Кто я? Что сказал тебе тот тролль?

— Он ничего не говорил, Енифар, ты ведь сама слышала…

— Я ничего не поняла!

— Я тоже мало что понял, — слабо отбивался Арилье. — Можно, я немного полежу с закрытыми глазами?

— Когда взрослые лежат с закрытыми глазами, они попросту засыпают!

— Я не буду спать. Я слишком взволнован.

— Что он тебе сказал?

— Я думаю, — медленно проговорил Арилье, — что ты очень высокого происхождения. Не знаю, кто украл тебя. Не знаю, для чего тебя подсунули этим крестьянам. Наверное, у твоих родичей очень злые враги. Теперь ты должна найти своих, слышишь, Енифар? Найди своих настоящих родных. Тролли признают тебя.

— Ты не можешь желать мне добра, — тихо сказала она, водя ладошкой по его лицу. — Ты эльф, а эльфы не бывают добрыми.

— Я не добрый и вовсе не желаю тебе добра, Енифар, но есть какие-то вещи… правильные и неправильные. Если ты попытаешься проникнуть в замок, ты умрешь. Любой тролль умрет.

— Это неправильная вещь? — жадно спросила она.

— Неправильная вещь — твоя смерть, — ответил Арилье.

— Ой, — вдруг тихо вскрикнула Енифар.

Арилье вздрогнул и открыл глаза. Он так и не взял в толк: как вышло, что шестеро троллей подобрались к нему незамеченными. Теперь они смотрели на глупого, захваченного врасплох эльфа и весело ухмылялись.

Глава четырнадцатая

— Госпожа.

Девушка стремительно обернулась. Она была очень бледна — никогда в жизни Евтихий не видел, чтобы у человека была кожа такого цвета: ни кровинки, ни пятнышка. Волосы убраны под головной убор, туго обтягивающий подбородок. Евтихию этот убор напомнил корзину. Только очень красивую корзину, невозможную — из накрахмаленных белых кружев.

Девушка была невелика ростом, худенькая, с острым носиком. Болотно-зеленые бледные глаза глядели на незнакомца испуганно.

— Ты… слишком незаметно подошел, — задыхаясь, выговорила она.

Он опустил голову.

— Я не хотел тебя смущать. Я всегда так хожу.

— Всегда незаметно? — Она глядела на него, не моргая.

Евтихий чуть пожал плечами, не поднимая головы.

Впервые в жизни Евтихий очутился в городе. Здесь все выглядело непривычным. В какой-то мере город оказался для Евтихия более мучительным испытанием, нежели карьер, где приходилось работать на троллей. В карьере, по крайней мере, не существовало неопределенности. Там все было ясно: где жить, что есть, чем заниматься, чего не делать.

В городе Евтихий оказался предоставлен самому себе. Кругом ходили люди, — люди, не тролли! — но ни один из них ни в малейшей степени не интересовался чужаком. Если здесь и водились воры, они не спешили его обокрасть, — очевидно, видели, что брать у Евтихия нечего. Если здесь и имелись стражи порядка, они и не думали его хватать, — ведь Евтихий не совершал ничего предосудительного. Он просто медленно бродил по улицам, разглядывал дома, подолгу сидел на площадях, раздавленный слишком сильными чувствами и не в силах даже пошевелиться.

Но ни разу далее на миг он не пожалел о том, что сделал.

Когда битва под стенами замка завершилась, и тролли отошли к холму, Евтихий остался в роще. Он пытался отыскать Броэрека. С господским братом что-то случилось, когда тот помчался навстречу золотой великанше. Евтихий не видел, что именно; он просто помнил свою мысль: «Броэрек исчез». Не упал с коня, не скрылся между деревьями, не был ранен… Он просто исчез.

Евтихий привык доверять своему чутью. Единственное великое достояние человека, рожденного на распаханной земле. Как многие крестьяне, он мог чувствовать близость жизни и смерти: он угадывал беременность женщин, обреченность мужчин. Такое многие умеют, Евтихий вовсе не считал себя исключением.

Броэрек еще жив, в этом Евтихий не сомневался. И попал в большую беду, из которой ему самому, без помощи, не выбраться. В этом у Евтихия тоже никаких сомнений не возникало.

Шаг за шагом Евтихий осматривал рощу, переворошил каждый лист, поднял, кажется, каждую ветку, лежащую на земле. Никаких следов. Несколько раз он находил тела погибших. Их Евтихий вытаскивал из рощи и укладывал возле дороги — так, чтобы наутро они были найдены и отвезены к месту погребения. Еще один человек был обнаружен живым. Он умер на руках у Евтихия. Ради него Евтихий прервал свои поиски и молча сидел рядом, пока парень не перестал дышать.

Чем больше проходило времени, тем отчетливей Евтихий понимал, что не хочет возвращаться в замок. Он не сомневался в том, что его никто не станет расспрашивать о Броэреке или, того хуже, упрекать в его гибели. В том-то все и дело. Его вообще ни о чем не спросят.

Ночь Евтихий провел под деревьями. Он лежал без сна, смотрел в привычное небо с одной-единственной луной. Туман размазывал ее края, приглушал белоснежный свет. Было холодно. Деревья, казалось, тонули в небе, растворялись в его черноте.

Евтихию казалось, что он слышит, как очень медленно, постепенно — и неостановимо — уходит от него прежняя судьба. С каждой минутой он все менее становился воином из замка Геранна. Он уже утратил свою первую жизнь, на земле; Авденаго избавил его и от второй — от участи оставаться в вечном рабстве у троллей. Третью, солдатскую, он терял прямо сейчас. Он ничего не делал для того, чтобы сохранить ее для себя. Просто лежал в темноте, на ворохе опавших листьев, и без сожалений смотрел ей вслед.