— И как ему это удалось? — недоверчиво спросил де Пейн.
— Что ты имеешь в виду? — не понял Парменио.
— А вот что, — де Пейн простер руку. — Посмотрите на меня, рыцаря-тамплиера, отвергающего богатство. Ведь ты, Беррингтон, и мы все приехали в Англию на те деньги, что нам выдали в Иерусалиме из сундуков казначейства. Мы полностью зависим от того, что выделяет нам орден, от гостеприимства добрых монахов да от щедрот короля, который снабдил нас лошадьми. Откуда же Уокину взять столько денег? Ведь он тоже был неимущим тамплиером.
— Он еще и возглавлял целый ковен [103] ведьм!
— Да, но ведь он был схвачен, — не сдавался де Пейн. — Арестован, отдан под твою, Беррингтон, охрану, связан, как пленник, потом закован в цепи, и лошадь ему дали, должно быть, далеко не резвую. У него при себе ничего не было, ведь так?
— Конечно не было, — согласился Беррингтон. — Но не забывай и о том, что его сообщники напали на нас. Они завладели всеми нашими доспехами, оружием, деньгами, какие были при нас. И коней наших увели. Да еще могли прихватить все свои запасы из Иерусалима.
— А Триполи? — заговорил Майель. Он отмахнулся от Беррингтона, чтобы тот его не перебивал. — Вспомните, братья, когда был убит граф Раймунд, в городе начались резня и беспорядки. Часть города подверглась разграблению, у богатых купцов отобрали все, что они хранили дома. Если это организовал Уокин, он мог нажить на этом небольшое состояние, не так ли?
— Да, — Парменио уперся локтями в стол, — ты прав, так вполне могло быть, — он словно беседовал сам с собой. — Об этом уже и раньше думали. Возможно, в том и был весь смысл покушения в Триполи: убить графа, вызвать смятение и воспользоваться этим, как дымовой завесой. Подлинным намерением Уокина мог быть грабеж зажиточных горожан, таким образом он хотел раздобыть необходимые ему средства.
— Которые он начал тратить, — подхватил Майель, — как только отправился в путешествие. Серебро да золото обеспечили ему беспрепятственный проезд на рыбацком судне, а в Эссексе они же помогли ему собрать свой ковен, навербовать туда новых людей и нанять убийц.
Спор о намерениях Уокина накалялся. Изабелла, весьма обеспокоенная, скользнула по скамье ближе к де Пейну, взяла его за руку и покачала головой.
— Эдмунд, Эдмунд, — прошептала она лукаво, как прежде, когда показывала свой интерес к нему. — Я могла бы составить тебе компанию на прогулках. — Она игриво улыбнулась. — Прекрасная дева на зеленой лужайке…
— Сестра! — одернул ее Беррингтон, поднимаясь из-за стола. — Эдмунд, тебе нельзя больше выезжать из аббатства в одиночку. — Он стал расхаживать по комнате. — Вполне вероятно, что в лесу, вполне подходящем для Уокина убежище, собираются его вооруженные приспешники, лица которых закрыты масками да капюшонами. У него даже здесь, в аббатстве, могут быть свои люди. А мы и без того уже злоупотребляем гостеприимством братьев. Завтра отправляемся в Лондон. Не исключено, что Уокин последует за нами, там мы ему и устроим ловушку.
Эдмунд де Пейн стоял на кладбище, между стеной, ограждавшей церковь Святого Андрея в Холборне, и подворьем Ордена рыцарей Храма с расположенной на нем закругленной церковью, главным зданием — наполовину каменным, наполовину деревянным, — казармами, гостевыми палатами, оружейными, кладовыми и прочими надворным постройками. В изумлении смотрел он на большой дубовый гроб, свисавший на толстых цепях с ветвей древнего, покрытого многочисленными наростами тиса. Повсюду вокруг него располагались могилы рыцарей-тамплиеров и тех, кто служил им, но эта могила не имела себе равных: то был гроб знаменитого графа, отлученного от Церкви и умершего без покаяния, а потому и телу его было отказано в погребении в освященной земле до тех пор, пока Папа Римский не снимет с него вечное проклятие. Огромное покрывало из бычьей шкуры, выкрашенное в кроваво-красный цвет, постепенно блекло под дождем и снегом, а звенья огромных цепей покрывались ржавчиной. Гроб слегка раскачивался, поскрипывая, будто внутри него не могла упокоиться черная душа, все стремилась вырваться обратно в этот мир.
Де Пейн обстругивал палочку, найденную им, когда он разглядывал землю под гробом. За этим клочком земли кто-то старательно ухаживал: ни крапивы, ни иных сорных трав с густо переплетенными корнями здесь было не найти. Землю тщательно выскребли граблями, ползучие, похожие на змей корни, были вырваны, комки земли разбиты, и теперь на этом участке зеленел маленький лужок, на котором пестрели ромашки, незабудки и вероника. Де Пейн присел на корточки, вдыхая аромат цветов. Хотя стоял уже октябрь, осень пришла в эти края поздно, и прелесть цветущего лета еще не успела увянуть. Рыцарь возблагодарил Бога за мягкую погоду и осенил себя крестным знамением. Он и его товарищи, выехав из аббатства святого Эдмунда, направились на юг, стараясь держаться, где возможно, старых римских дорог. Перед выездом они купили верховых и вьючных лошадей, мулов и необходимую сбрую. Ехали всегда от заутрени до вечерни, а перед наступлением темноты искали пристанища в каком-нибудь монастыре, церкви, странноприимном доме, а то и в трактире, где зачастую останавливались паломники. В Лондон они въехали с востока, у вознесшейся ввысь белой башни, возведенной норманнским завоевателем Вильгельмом, [104] и проехали по северному берегу Темзы мимо замков Монфише [105] и Бейнар, [106] через весь Ньюгейт, [107] до самого подворья ордена.
С тех пор прошло уже девять дней. Беррингтон, который чувствовал себя здесь уже полным хозяином, созвал сенешалей, писцов и судей конгрегации. Он, осмотрев все здания на подворье, выбрал, где разместиться ему со спутниками (кроме Изабеллы: она поселилась в усадьбе епископа Линкольнского, хорошо укрепленном поместье, до которого от подворья тамплиеров было рукой подать).
Спустя два дня после приезда их вызвали к королю в Вестминстер. Они отстояли молебен в церкви Святого Павла, а когда выходили оттуда, каменщики, резчики, плотники ринулись на леса, окружавшие еще недостроенный храм. Потом, в разгорающемся свете дня, тамплиеры въехали в северные ворота дворца. Огромный двор был полон сокольничими, на перчатках которых сидели соколы с колпачками на глазах. Егеря суетились вокруг волкодавов и жесткошерстых терьеров. Конюхи и слуги обихаживали коней — боевых скакунов и смирных лошадок под дамскими седлами. Тамплиеры спешились и стали проталкиваться сквозь толпы писарей, дворцовой челяди, простых воинов и королевских посыльных. По коридорам с высокими сводами добрались до королевских покоев, где стены были увешаны новенькими шпалерами алого цвета, а между ними сверкали королевские гербы. В дальнем конце зала стоял на возвышении стол под расшитым золотом балдахином, вокруг стола — кресла с высокими спинками и табуреты. По обе стороны большого стола были расставлены раскладные столики, на которых громоздились свитки пергамента, ванночки с воском для печатей, листы чистого тонкого пергамента, книги в массивных переплетах и шкатулки со стальными кольцами на крышках. Метался по стенам свет факелов, мерцали свечи в больших канделябрах, потрескивали и курились дымом жаровни. Теплый воздух в зале был насыщен ароматом благовоний.