Шоумс, завидев директора, встал и отвесил низкий поклон.
В неловком ожидании мы провели еще полчаса. От того места, где находился Адам, изредка доносился звон цепей, возвещавший о том, что он снова пытается бухнуться на колени. Гай подошел к парню, надеясь поговорить с ним, но сегодня удача не благоволила ему, и он вернулся ни с чем.
Барак сосредоточенно следил за происходящим.
— Господи Иисусе! — прошептал он, когда Адам предпринял очередную попытку вырваться из рук тюремщиков. — Какой кошмар!
Наконец появился судебный пристав и пригласил всех в зал. Я подошел к стоявшей впереди скамье для адвокатов и положил на нее свои бумаги. Метвис уселся сзади, подальше от Адама и санитаров. Барак, Гай и Кайты заняли места в первом ряду лавок. Из двери, ведущей во внутренние помещения, вышел судья Эйнсворт и занял свое место. Он окинул взглядом зал заседаний, и в тот же миг Адам громко заскулил. Судья перевел взгляд на меня.
— Думаю, мы рассмотрим дело Адама Кайта первым, — объявил он. — Брат Шардлейк?
Я принялся излагать суть своего иска. Судья медленно кивал, а затем метнул острый взгляд в сторону Шоумса.
— Этот несчастный выглядит так, словно вот-вот испустит дух. Вы хоть его кормите?
Побагровевший Шоумс встал, не зная, куда девать руки.
— Иногда он отказывается жрать, ваша честь, и тогда его приходится кормить с ложечки, словно малое дитя. А другой раз — выплевывает все, что у него во рту, прямо на санитаров.
— Значит, вам следует удвоить ваши старания, приятель.
Эйнсворт повернулся к Метвису.
— Сэр Джордж, вы директор. Что скажете в ответ на высказанные претензии?
Метвис поднялся.
— Я готов был бы согласиться с ними, ваша честь, если бы не одно обстоятельство. Я прилагаю все силы к тому, чтобы выполнять свои обязанности наилучшим образом, но в соответствии с существующими правилами в Бедлам принимаются лишь те пациенты, которых можно вылечить, да и то на ограниченный срок.
— Но наверняка некоторые пациенты живут у вас годами и за их содержание платят родственники?
Я вспомнил о смотрительнице Эллен, сказавшей, что она никогда не сможет выйти из Бедлама.
Метвис, казалось, был близок к обмороку.
— Только в тех случаях, когда родственники не могут обеспечить им надлежащий уход, — промычал он.
— И достаточно богаты, чтобы сплавить несчастных вам и таким образом избавиться от них.
Судья Эйнсворт раздраженно постучал гусиным пером по столу.
— Я намерен положить конец подобной практике, хотя обычно такими делами занимается суд по делам сирот и опеки. Но меня беспокоит то, сколь долго может сохраняться подобная ситуация.
Он повернулся к Гаю.
— Доктор Малтон, вы осматривали этого мальчика. Что вы можете сообщить суду?
Гай встал.
— Адам Кайт очень болен, ваша честь. По каким-то причинам, не до конца мне понятным, он решил, что Господь обделил его своей милостью. И все же я полагаю, что сумею ему помочь.
— Значит, его нельзя назвать отъявленным еретиком?
— Ни в коем случае, ваша честь. Но, конечно, я понимаю, что при желании его действия можно интерпретировать и так.
Гай помолчал.
— В интересах общественного порядка ему лучше оставаться там, где он находится, но, с другой стороны, мне не хотелось бы, чтобы он остался в Бедламе на неопределенный срок.
— Да, это было бы жестоко по отношению к мошне сэра Джорджа Метвиса.
Судья Эйнсворт позволил себе легкую улыбку и снова посмотрел на Адама.
— Имеет ли смысл допрашивать его? — спросил он у меня.
— Нет, ваша честь. Вряд ли мастер Кайт отдает себе отчет даже в том, где в данный момент находится.
— И все же вы полагаете, что ему можно помочь. И сколько времени, по-вашему, для этого понадобится? — обратился Эйнсворт к Малтону.
Гай колебался.
— Не знаю, — ответил он. — Но я не собираюсь требовать денег за его лечение.
— В таком случае я постановляю: каждые две недели мне должны предоставляться отчеты. Оплата должна производиться из средств Бедлама. Через два месяца — повторное рассмотрение дела.
Судья вновь взглянул на Адама.
— Он еще совсем мальчик и не заслуживает бесконечно гнить в Бедламе лишь из-за того, что в своем безумии изрекает опасные вещи.
Эйнсворт повернулся ко мне.
— По закону, если он является душевнобольным, ему должен быть назначен опекун, но Тайный совет этого не сделал. Выходит, что в данный момент его юридически не существует.
— Это так, ваша честь.
— Благодаря Тайному совету. Ну что ж, в такие времена мы живем!
Эйнсворт снова посмотрел на меня.
— Позаботьтесь о том, чтобы за ним ухаживали надлежащим образом, брат Шардлейк.
— Непременно, ваша честь.
Судья углубился в чтение лежавших перед ним бумаг, я кивнул Бараку, а тот толкнул Шоумса локтем в бок. Санитары подняли Адама со скамьи и повели к выходу, я же вышел вместе с Дэниелом и Минни. Метвис шествовал в некотором отдалении от нас.
Когда мы вышли на улицу, Дэниел и Минни принялись горячо благодарить нас. Гай предложил немного проводить их. Кайты радостно согласились, но их глаза тут же затуманились печалью, когда они посмотрели вслед Адаму, которого под взглядами множества любопытных уводили санитары. Мы с Бараком остановились на ступенях суда. Дождь прекратился, хотя небо по-прежнему было затянуто свинцовыми тучами.
— Харснета нет и в помине, — констатировал Барак, посмотрев по сторонам.
— Придется нам подождать.
Я смотрел на удаляющиеся фигуры Гая и Кайтов. Мой друг, склонив голову набок, прислушивался к чему-то, что говорила ему Минни.
— Старому мавру понадобится все его умение, помоги ему Бог, — проговорил Барак, в голосе которого вдруг зазвучала злость.
— Сегодняшние слушания расстроили тебя? — повернувшись к нему, спросил я.
— А какого нормального человека они не расстроили бы? Иногда…
Он замялся.
— Что?
— В последнее время, куда я ни взгляну, мне везде мерещатся сумасшествие, темнота и демоны.
— Мы обязаны найти убийцу и обязаны помочь Адаму Кайту.
Я говорил спокойно и размеренно, убеждая скорее себя, нежели его.
— Ага, и вот как раз идет человек непоколебимой веры, который, без сомнения, расскажет нам, что делать дальше.
Барак кивнул на приближающегося Харснета. Полы его плаща задирались, когда он пробирался через людское скопище у здания суда. Вид у коронера был обеспокоенный и усталый.