— Здесь есть вещи, которые будут вам интересны, она пишет о Говинде, хотя я все еще не убежден в его невиновности. — Он вздохнул, словно собирался с силами. — Это тот ответ, которого я ждал. Лили тщательно его продумала, ведь она была больна…
— Она всегда отличалась тактичностью и заботливостью, — ответила Сара.
— Да, вы совершенно правы. Пожалуй, я выпью немного бренди с водой…
И он отвернулся, давая возможность Саре прочитать письмо.
«Бенарес, 27 февраля 1865 года
Дорогой Джон!
Я была рада получить Ваше письмо, хотя меня огорчило, что Вы все еще страдаете от головных болей. Возможно, причина в Вашей восприимчивости к неприятным запахам некоторых мест, хотя это совсем неподходящее качество для полисмена. Могу я предложить Вам испробовать плотную бумагу, пропитанную яблочным уксусом, или ткань, которую следует намочить в настое из ноготков? Обратитесь к миссис Веспер в Кенсингтоне, у нее осталась книга ее бабушки, где есть множество рецептов от этого недуга, она с радостью Вам поможет. Она всегда очень хорошо о Вас отзывалась.
Вы спрашиваете о моем здоровье, и я буду с Вами откровенна. Теперь я могу лишь с грустью вспоминать о своем прежнем состоянии. И все же, несмотря на заметное и необъяснимое ухудшение здоровья, я чувствую себя здесь намного спокойнее. Честно говоря, я и сама не понимаю, в чем тут дело, но мне кажется, что есть доля истины в верованиях местных жителей, которые считают, что Бенарес — это жилище богов.
Есть одна вещь, которая продолжает меня тревожить, и хотя она не имеет большого значения, мои воспоминания о Ваших попытках оправдать Холи-Джо заставляют меня написать об этом. Мой друг Говинда вскоре уезжает в Кашмир. Он сообщил мне, что направляется в монастырь, расположенный высоко в горах. Возможно, именно поэтому он мне кое-что рассказал. Вероятно, Вы помните, что Говинда был хранителем бриллиантов, немного громкое слово, когда речь идет о мелких разноцветных камешках. Как ни странно, но Говинда также против создания амулета наваратна из бриллиантов, и он уже устал убеждать махараджу, что нужно прекратить их поиски. Джон, мне кажется, что Говинда все еще считает себя обязанным проследить за тем, чтобы не пострадал никто из людей, как-то связанных с бриллиантами. Иногда мне кажется, что он посетил мастерскую Финкельштейна перед тем, как ювелира убили, и забрал амулет. Вы должны помнить, что он верит в могущество амулета, и я предполагаю, что Говинда боялся, что им, как и многими другими, овладеет желание присвоить бриллианты. Я не могу поверить, что он может оказаться виновным каким-то иным образом, впрочем, я уверена, что Вы уже рассмотрели все эти возможности. И я пишу Вам об этом только для того, чтобы защитить человека, которого научилась уважать.
Мне пора заканчивать письмо, и хотя оно получилось не слишком длинным, я уже чувствую усталость. Однако должна сказать Вам: я очень серьезно отнеслась к Вашему предложению, Джон, и часто вспоминаю вечер перед моим отъездом, который мы провели в доме на улице Ватерлоо. Какая-то часть меня хочет, чтобы я смогла его принять. Тем не менее большая часть моей души уже переместилась туда, откуда нет возврата. Я очень надеюсь, что мы еще встретимся, но если этого не произойдет, поверьте, я всегда была
Вашим верным другом,
Лили Коречная».
«Кенсингтон, 18 сентября 1871 года
Моя дорогая Лили!
Я пишу Вам, и мне это не кажется странным, теперь я жалею, что не делала так много лет назад. Когда я обнаружила письма, которые Вы писали Францу после его смерти, мне это показалось необычным, но потом я поняла, умершие люди не уходят от нас навсегда и к ним можно обратиться, если они все еще живут в нашем сердце. Мне кажется, впервые я это поняла, когда читала письма в Вашей комнате во дворце. Я ощущала Ваше присутствие, в особенности после того, как махараджа вернул мне „Венеру Ватерлоо“. Наверное, в прошлом я уже так поступала, когда посещала Роупмейкерс-Филдс. Там я сидела на могиле своей матери и говорила с ней, хотя уже довольно давно там не бывала.
Сейчас я сижу у окна в мансарде и смотрю на улицу, свет дня постепенно меркнет. Лишь немногие деревья сбросили листву, рядом растет дуб, чьи ветви сияют бронзой, как кошелек, полный новеньких медяков.
Лондон без Вас стал другим, и я знаю, что миссис Веспер не хватает Вас так же сильно, как и мне, хотя она никогда не говорит об этом. Она не посещала свой круг после Вашей смерти, к нам приходила одна леди и просила ее вернуться, поскольку призраки не желают появляться без Марты Веспер.
Я рада рассказать, что недавно Марта дважды постирала занавески в гостиной, сначала в прошлую среду, а потом и в эту, сама этого не заметив. Возможно, так случилось из-за того, что садовник из соседнего особняка, мистер Смайс, приходит к нам по средам, и я слышала, как он приглашал Марту на прогулку. И на лице Марты Веспер появляется особенная улыбка — впрочем, она улыбается так только в тех случаях, когда думает, что я на нее не смотрю!
Я познакомилась с детективом по имени Джерард, который, как Вы, возможно, помните, посетил Вас на Ватерлоо-стрит сразу после исчезновения бриллиантов. Мне кажется, что он такой же хороший и честный человек, как инспектор Ларк, хотя я совсем не хочу выходить замуж — тут Вы можете не сомневаться! — ведь я до сих пор не забыла, что из-за мужа моя мать так горько плакала по ночам, а наша семья голодала. И все же мне приятно находиться в его обществе, я ощущаю какое-то тепло — не знаю, как иначе описать то чувство, которое я испытываю, когда он рядом. У него быстрый ум, какой и должен быть у человека его профессии, и меня это вдохновляет. К тому же он добр, и я бы даже осмелилась предположить, что он позволил бы мне оставаться такой, какая я есть. Честно говоря, это высшая степень уважения, которую мужчина может оказать женщине, впрочем, это верно для людей любого пола.
А теперь я хочу рассказать о причине, заставившей меня взять в руки перо, так как лишь Вы одна сможете меня понять. Дело в том, Лили, что Говинда вернулся в Лондон, как раз в тот момент, когда полиция сумела арестовать ученика Финкельштейна, Дейви, и расследование убийств 1864 года возобновлено. Откуда я могла знать, что опасность будет грозить и мне? Но я забегаю вперед. Мне еще многое нужно Вам поведать.
Сегодня утром мы вместе с инспектором Джерардом посетили резиденцию махараджи в Гайд-парке, поскольку ему хотелось поговорить с Говиндой. Как только мы прибыли, пожилой слуга привел нас в превосходно обставленную гостиную и предложил чай с пряностями. Этот чай готовят, как вам хорошо известно, из теплого молока, корицы, гвоздики и имбиря, и я должна признаться, что внимательно наблюдала за лицом инспектора Джерарда, когда он делал первый глоток. Он уделяет большое внимание заварке чая и, как я и предполагала, ограничился одним глотком. С того места, где мы сидели, был хорошо виден бог Ганеша [52] с головой слона и ряд произведений искусства, купленных махараджей на лондонских аукционах. Мне не под силу определить вкусы махараджи в живописи, здесь, как и в Бенаресе, собраны картины самых разных художников. Вы не знаете работ французских художников, которые называют себя импрессионистами, но я уверена, что Франц оценил бы иллюзию света и воздуха, которые они создают в своих работах.