— Ну, с ладом все более или менее ясно, а что вы понимаете под хламом?
— Все, что притащили на Русь со стороны, навязанное ей силой, так до конца и не переваренное народной душой. Люди носят кресты, но верят в полтергейст и барабашек или вообще ни во что не верят. Причина в том, что в недрах русского духа уже зреет новое мировоззрение, исторические корни нации прорастают молодыми побегами. Эта здравая красивая поросль пробивается сквозь ворох откровенной грязи и отживших идей. К этому глубинному национальному чувству ближе всего стоит русское язычество.
— Значит, вновь нарежем себе каждый своего кумира и пойдем громить соседей? — ехидничал Квит.
— Для нас один Бог, одна вера и одна его икона — Россия!
— Красивые слова! А как же дела? Я сам видел оперативную фотосъемку скрытой камерой, где на языческих сборищах кричат «Слава Перуну!», рубят топорами иконы и бросают в огонь. Что за дикость? Ведь христианство учит исключительно добру!
Будимир огладил бороду, видимо, этот жест всегда приносил ему успокоение, и быстро собрался для ответа:
— Проповедь Христа, как она обрисована в Новом Завете, имеет мало общего с церковным учением. Христос — революционер и реформатор — взломал изнутри веру своих предков. О том, что он послан лишь к погибающим овцам дома Израилева, он говорил неоднократно, не упоминая при этом никакой другой народ. Все остальное — отсебятина, не имеющая отношения ни к России, ни к русским. Если бы люди внимательно читали даже доступные им источники, у них бы не осталось иллюзий насчет собственного положения подкидышей в колыбель единственного богоизбранного народа. Спросите у любого православного, имеет ли он дома иудейскую Тору, читает ли ее, и получите отповедь, что, конечно же, не имеет и не читает. Тем временем он обязан ее читать!
— Что?!! — почти обиделся Квит. — Это уж слишком!
— Ничего особенного в моем утверждении нет. Тора, иначе «Пятикнижие Моисея», — одна из книг Библии. У иудеев и христиан — одни пророки, одни святые праотцы, схожие обряды и символика.
— Надо же, я этого не знал. Насколько мне известно, у этих учений немного общего.
— При желании из Библии можно набрать два сборника взаимно противоречивых цитат. И если в начале книги «Элохим», то есть Боги, именуют человека своим чадом возлюбленным, то в конце мы слышим только одно: «раб… раб и раб!» Нуждается ли Отец небесный в рабах? Я лично уверен, что нет.
— Вам бы лекции в университете читать! — издевался Квит.
— Мы, язычники, стараемся узнать как можно больше, и чем больше узнаем, тем шире наше чувство родства со всем миром. Мы не воюем с христианами. Мы видим, что русский народ через страдания и боль, через свой пламенный дух сумел перебороть чужебесие. Но все это еще не говорит о том, что его единственное спасение во Христе.
— Вы настроены очень воинственно. Это правда, что вы намерены требовать возвращения высотки, именуемой вами Холм Велеса?
— Да, мы, как правопреемники русского исторического язычества, готовы доказать наше право на сокровища «национального периода» в международном арбитражном суде.
— Боюсь, что в международный арбитраж вы, Будимир, обратитесь нескоро. Сознаюсь, ваша жаркая проповедь возымела на меня действие, но быть последовательным язычником сегодня, должно быть, крайне тяжело.
Будимир удивленно поднял брови.
— А как же! — поднажал Квит. — Язычники обязаны сжигать жен вместе с их умершими мужьями, «избивать старую чадь», то есть убирать престарелых родичей, если доход в семье ниже прожиточного минимума. Истинные язычники «чтут срамные уды, в образ сотворены» и «похищают девиц у воды». Кстати, и Лада Ивлева тоже погибла у воды, вернее от воды.
— При чем тут это? Вы вырываете куски целостного учения, то есть занимаетесь «ересью». По-гречески это слово означает «выбор». Но ереси больше присущи христианству с его запретом свободного познания, «гнозиса». Христианство устояло лишь на жестком запрете развития и познания. Жрецам новой веры везде мерещился рогатый, и любой психиатр знает название этому явлению.
— Да, психиатрия, так сказать последняя инстанция даже для следователей. Позвольте взглянуть на ваш нож, разрешение на ношение имеется?
Перед тем, как протянуть руку к кинжалу в грубых кожаных ножнах, Квит успел мигнуть помощнику, давно караулившему в дверях.
Будимир инстинктивно схватился за нож.
Через секунду ему заломили руки за спину и опрокинули на колени.
— Да, не скоро, не скоро… До арбитражного суда еще далеко, ох как далеко. А вам для начала придется объяснить, как попали пряди волос и подвеска погибшей Лады Ивлевой в ваше становище.
— Не понимаю, о чем речь, — прохрипел волхв, с ненавистью глядя на Квита.
— Волосы изъяты десять минут назад в присутствии понятых из-под объекта, именуемого «древом желания». А подвеска висела на ветвях. Как она там оказалась? Говори!
Будимира силой удерживали на коленях, Квит взял в ладонь густую гриву волхва и, заломив голову, с минуту смотрел в его горящие ненавистью глаза.
— В глаза, в глаза смотри!
С преступниками, отягченными чувством вины, этот прием срабатывал безотказно: особо нервные из «мокрушников» боялись, что следователь читает в их зрачках картину убийства.
— Овечкин Сергей Михайлович, вы обвиняетесь в убийстве с ритуальными целями. И чем скорее вы начнете сотрудничать со следствием, тем больше шансов, что разбирательство не будет слишком тяжелым для вас.
— Ты лжешь… Больше я ничего не скажу.
— В таком случае вы арестованы.
На запястьях Будимира щелкнули наручники.
— Итак, с какого времени ваша секта практикует человеческие жертвоприношения?
Будимир молчал.
— Вы будете отвечать?
— Нет.
— Что вам известно о других сектах подобного толка?
— Ничего. Никаких ритуальных жертвоприношений наша община не проводила.
— Тем не менее на трупе обнаружены улики, не оставляющие сомнений, что это не просто убийство, но убийство церемониальное, культовое…
Квит не договорил, его срочно вызвали в соседнее помещение, где «кантовали» Кощунника. Это была маленькая хитрость, пока Квит отсутствовал, его помощники должны были подготовить арестованного к принятию важного для него решения — сотрудничать со следствием.
По-наполеоновски сложив на груди руки, Квит наблюдал за происходящим в соседнем кабинете, где со скованными за спиной запястьями (видимо, уже успел побуянить), гордо выпятив широкую грудь, Кукер пел героическую песнь собственного сочинения. Сильный голос резонировал столь мощно, что закладывало уши.
— Не ветры степные завыли над долом, не звонкие роги! То рек Святослав из обителей Ирия светлых. К далеким сынам обращался с заветом прощальным: «Не верьте, потомки, лукавым пришельцам, что мягко крадутся, а сами уж точат кинжалы на вольное русское племя. Не верьте лукавым! Лишь злато их бог всемогущий, и нету отечества им, как отечества нету у злата! А если опутает Змиево племя могучего тура, и тропы его источники вспенятся ядом, вы лишь позовите, и предки придут к вам на помощь, И Велес, и Хорс, Поревит и Семаргл легкокрылый…»