— Нет ничего странного, что лидеры двух держав встречались, странно, что из этого делают тайну. А что было дальше?
— Яхта называлась «Мертвая голова» и принадлежала Германии. Гитлер был весел и радушен, он сказал, что уже видел Сталина в кинохронике и тот сразу показался ему симпатичным. Эти слова передал мне единственный уцелевший свидетель. Все остальные были уничтожены. Так вот, он утверждал, что Сталин и Гитлер решили не только мирно поделить земной шарик, но и вместе осваивать Луну. Они договорились совместно бороться за оздоровление белой расы и против всех видов дегенерации.
— Вот это, действительно, смело. Оба вождя имели явные признаки этой самой дегенерации.
— Должно быть, это их и сблизило. К тому же на пути к столь грандиозным планам их подстерегал общий враг…
— Общий враг?
— Ну да… Две великие империи Россия и Германия оказались на пути у одного завоевателя: мирового заговора ростовщиков, жиреющих на крови и войнах. Это бесчестие рода людского умеет рядиться в пышные одежды идей и тогу гуманизма, но если вывернуть исподом любую войну или революцию — ты увидишь только одно — деньги, грязные деньги, которые переходят из рук в руки.
— Нет, хозяин, ты не прав. Все войны в мире идут за мозги. И деньги, эта желтая и зеленая слизь, только оружие в этой битве.
— Ладно, кто старое помянет… — примирительно сказал немец. — Здесь, в России я обрел вторую Родину. Тогда в сорок первом я высадился на этом берегу, теперь держу здесь последний форпост и называю твою страну своею, ведь я полюбил ее! Не надо много ума, чтобы поливать свою историю грязью. Ты попробуй вместить ее в свое сердце и голову, понять и простить, отделить черное от белого, и то, что прежде тянуло вниз, станет опорой в твоем пути. О, это великий труд: познать истину, значит стать свободным!
Сталин сумел воплотить великие мечты вашей нации. Ни страх перед НКВД, ни репрессии не могли породить «русское чудо» — всплеск героизма, научных открытий и трудовых подвигов. Он научил ваш народ великой любви сквозь страдание.
— Но какой ценой… Империи, построенные на не отпетых костях, обречены на гибель.
— Но есть и другой закон: чтобы получить все, надо отдать все! Были времена, когда русские продавали в рабство своих жен и детей, чтобы собрать деньги на ополчение. Не каждый способен отдать самое дорогое за Родину, за своих братьев по крови и вере. Ваши старики до сих пор преданы своему великому вождю, я тоже не изменил присяге. Я и есть тот самый «новый человек», в любую минуту готовый умереть за свой народ.
Я с невольным почтением посмотрел на старика. Я завидовал ему; умереть с молитвой или гимном на устах дано не каждому. Дайте и мне великую идею, за которую не жалко умереть!
— Русские — великий народ! — немец поднял палец. — Мы шли освобождать Россию от ига комиссаров, мы думали, что встретимся с марксистскими недочеловеками, азиатскими выродками. Но очень скоро мы поняли, русские — мужественные, благородные и великодушные… Я восхищен ими. Фридрих Второй, прусский король, говорил: «Русского солдата мало заколоть, его еще и повалить надо». Вы единственный народ в Европе, у которого еще есть шанс в истории.
— Довольно позднее прозрение…
— Правда всегда бесстрашна, но если ты в чем-то не согласен со мною, парень, тебе лучше уйти.
— Да, мне, пожалуй, пора.
— Прощай… Ты бы мог стать хорошим солдатом, — сказал старик на прощание. — Если будет нужда, приходи на маяк. Я, Генрих Штихель, пожизненно приписан к этой развалюхе.
— Ты не пытался вернуться в Германию? — спросил я, прежде чем старик запер за мной дверь.
— Нет, — он покачал своей тяжелой «тевтонской» головой. — Я скоро умру, но совесть моя чиста. Я — ангел ада, железный солдат — заплатил по всем счетам, но не нарушил присягу. Но ты спросил, где бы я хотел умереть? Я бы хотел умереть в родной Вестфалии.
Я вернулся в палаточный лагерь на берегу во второй половине ночи. Шторм утих. Ветер смел с ночного неба обрывки туч. Над заливом висела тусклая грязно-желтая луна. Глухо выла собака. Подходя к пристани, я заметил, что «Мертвой головы» нет на приколе. Плеск воды заставил меня сбавить шаг и укрыться в тени палаток. Я даже решил, что вижу морскую деву. Облитая лунным светом девушка вынырнула вблизи пирса, вскарабкалась по сваям и принялась отжимать волосы. Я скорее почуял, чем узнал ее. Это была Маша, кто же еще?
Я ушел под широкий тент и лег на жесткую лавку, подложив под затылок скрещенные руки, желая лишь одного — как можно скорее забыть все, чему был невольным свидетелем.
Так много тайн хранит любовь,
Так мучат старые гробницы…
Н. Гумилев
Очнулся я от стрекота вертолета. Под парусиновым тентом гулял холодный ветер. Я отряхнулся, заглянул в полированную стенку титана: в глазах плавала муть, в щеку ребристым иероглифом впечаталась клешня краба.
«Мертвая голова» мирно покачивалась у пирса. На берегу совещались водолазы в полной экипировке, похожие на глянцевых игуан, вставших на задние лапы. Подразделение ихтиандров собиралось обшарить подветренную акваторию. С большой долей вероятности туда должно было прибить волной нечто их интересующее.
Я сполоснул лицо и поплелся к яхте, чтобы попрощаться. На выскобленных добела досках палубы, обхватив руками колени, сидела Маша, не в силах унять дрожь в хрупких стеблях рук и ног.
— Что случилось, Маша?
В ответ ее зубы заплясали. Предчувствуя дурные известия, я сел рядом с ней на свернутые пирамидой канаты. И тут я разглядел ее окончательно: смазливая девочка из предместья, нищая студенточка государственного вуза, юная нимфа, на миг оседлавшая золотого быка и мгновенно поблекшая, как бабочка в сачке.
— Где Маркел?
— Я уже все рассказала следователю. Маркел поспорил с Маугли, что дойдет до маяка по ночной воде. Я легла спать в кемпинге. Утром яхту нашли пустой.
Моя рука, предательски подрагивая, ложится на атласное плечико «невесты моря»:
— Маша, я видел тебя сегодня ночью… Это был ночной заплыв?
Она едва заметно повела плечом.
— Ну, допустим, что дальше? — бросила она с колючим вызовом.
— Ты поссорилась с моим братцем и решила удрать с яхты?
Маша молчала. На ее предплечье тлел бледный, расплывшийся синяк.
Зная Маркела, я мог предположить только одно: он напился и стал выкручивать ей руки. Маша оказала достойное сопротивление. Такие колючки вполне могут дать отпор любому королевичу: «только после свадьбы!»
Облет с вертолетов и напряженные поиски в течение дня не принесли результатов.
Поздним вечером при тусклом свете фонарика мы собрали имущество Мары, погрузили в недра гигантского «джипа» и под скулеж осиротевшего Флинта, в сопровождении милиции отбыли в столицу. Волей-неволей мы с Машей стали кем-то вроде душеприказчиков без вести пропавшего Маркела Горского.