– Уйди со службы! Платят тебе копейки, работа тяжелая. Если сядешь дома, я сумею вас обеспечить. Мальчишкам нужно внимание и контроль, материнская любовь. Жене – женское, мужу – мужское. Это ведь не мы придумали!
Но Инна категорически отказывалась.
– Я хочу развиваться! – кричала она. – Не собираюсь превращаться в клушу. Когда мальчикам исполнится шестнадцать, мать им станет не нужна, и что мне тогда делать? В сорок лет карьеру не начинают!
Когда в доме есть повод для скандала, война разгорается мгновенно. Роман и Инна часто орали друг на друга, мальчики успокаивали родителей. Александр всегда был на маминой стороне, а Паша защищал папу. И хоть пацаны еще были крошками, между собой они дрались всерьез, никакой любви у братьев не было, их отношения испортились из-за родительских баталий.
Немалую лепту в отчуждение мальчиков внесла Инна. Она приносила сладости, игрушки и одаривала ими Сашу. А Павлу говорила:
– Ты предатель, папин подпевала. Едва отец злиться начинает, ты сразу ему вторишь! Пусть Роман своему подлизе подарки носит, я трачу деньги на того, кто меня любит.
Когда мать уходила в свою комнату, Саша начинал дразнить Павла, показывал ему машинку и говорил:
– А тебе фиг!
Павел моментально впадал в ярость. Отец, в отличие от матери, не спешил делать любимцу презенты и не приносил ему конфеты. Драки обычно заканчивались победой младшего, Павлик топтал автомобильчик и крошил сладости. Саша несся жаловаться маме, Инна наказывала Павла. Едва Роман показывался на пороге дома, как Пашенька принимался рыдать. Отец набрасывался на мать и ставил Сашу в угол. Инна в отместку придиралась к Павлу и лупила его ремнем. «Тихий семейный» вечер заканчивался около двух часов ночи, когда появлялись разъяренные соседи и требовали сделать потише музыку. (Роман всегда включал магнитофон почти на полную мощность, чтобы жители подъезда не услышали скандал.)
В год, когда случилось несчастье, Саша пошел в четвертый, а Паша в третий класс. У Инны работа начиналась в восемь, поэтому мальчиков в школу водил отец.
Двадцать первого сентября Хитрук, как обычно, доставил детей на занятия. В семь вечера он забрал младшего из группы продленного дня, привел его домой и разозлился, не застав старшего в квартире. В это время Саша должен был уже сидеть за уроками. Старшему сыну вменялось самому возвращаться с занятий и пользоваться ключом, спрятанным под половиком, на продленке оставались лишь дети до четвертого класса. Прождав около часа, разгневанный Роман отправился в школу. Там как раз шла репетиция спектакля, которую вела классная руководительница Александра.
– Саша? – испугалась она. – Мальчик ушел. Я велела ему подмести класс, но он сказал, что его за опоздание дома отругают, и убежал.
Роман растерялся. Никаких репрессий за несвоевременное возвращение старшего сына домой не предусматривалось. Саше просто предписывалось, вернувшись из школы, сесть за уроки, а когда он придет, никто не узнает, родители на работе, никто ему выволочку не устроит.
– Куда он мог опоздать? – хмыкнул Роман, который подумал, что сын не хотел заниматься уборкой класса и выдумал причину, чтобы не брать в руки веник.
Учительница ответила:
– Не имею ни малейшего понятия.
– У сына с кем-то намечалась встреча? – спросил отец.
Все вопросы остались без ответа. Роман бросился в милицию, но Саша словно в воду канул – никто не видел, как он покинул школьное здание, куда потом пошел, с кем встретился. Через десять дней после пропажи ребенка оперативники, занимавшиеся поисками, откровенно сказали Хитруку:
– Надежда найти Сашу живым минимальна. Если его похитили ради выкупа, то требование денег поступило бы в течение суток. В вашем случае о выкупе никто не заикался, вероятно, мальчик стал жертвой педофила, эти несчастные погибают максимум через неделю.
Вот тогда у Инны и проявилась шизофрения. Роман повел себя на удивление благородно, не бросил жену. Он быстро обменял квартиру и стал усиленно лечить Инну. Павла отец больше никогда не ругал, даже по мелочам. Более того, он стал баловать сына и нахваливать, постоянно покупал ему игрушки, сладости. Зато Инна, потерявшая своего любимца, при виде Павлика заходилась в истерике, повторяя:
– Почему пропал Саша? Отчего ты жив, а он нет?
Мало-помалу все утряслось. В новом доме, куда перебрались Хитруки, никто не знал об их трагедии. Внешне семья выглядела счастливой, окружающие не подозревали о прогрессирующей болезни Инны и об ее ненависти к Павлику. Правда, во время ремиссии она владела собой, но даже тогда она с трудом общалась с сыном, старалась лишний раз с ним не заговаривать. А вот весной и осенью начинался кошмар. Тогда муж запирал Инну в специально оборудованной комнате, держал на сильных лекарствах и строго предупреждал Павла:
– Не приближайся к матери, она сейчас способна на что угодно, без меня не входи в ее спальню.
Вам это может показаться странным, но и Паша, и Роман привыкли к сумасшедшей, относительно спокойно воспринимали неизбежные обострения ее болезни. Иногда члены семьи, в которой живет шизофреник, теряют бдительность, забывают о том, что больной может быть опасен. Наверное, Павел перестал обращать внимание на папины предостережения и один раз зачем-то открыл комнату, переделанную в палату.
Роман так никогда и не узнал, что случилось в его отсутствие. Он приехал домой, ощутил запах дыма и пошел искать его источник. Отец сначала решил, что сын, готовя ужин, зазевался и что-то сжег, но потом увидел распахнутую дверь в спальню Инны и лежащего на полу Павла. Инна в окровавленном халате прыгала вокруг костра, разведенного на паркете…
Хитрук замолчал, Галине стало до слез жалко хозяина.
– Где сейчас ваша жена? – осторожно спросила она.
– В частной лечебнице, – после некоторого колебания ответил Роман, – врач обещает привести ее в относительно нормальное состояние. Очень вас прошу, продайте квартиру, я хочу отсюда уехать. Мне удалось распустить среди соседей сплетню о том, что Павлика убили грабители. С одной стороны, хорошо, что никто не болтает про Инну, но с другой… Собственно, какая теперь разница? Я скрывал диагноз жены исключительно ради сына, не хотел, чтобы он в анкете на вопрос о родителях, писал: «Мать находится на излечении в психушке», пусть бы сообщал, что она домашняя хозяйка.
– Вы зря волновались, – пробормотала Галина, – при приеме на работу никто справок о членах семьи не требует, можно писать, что душе угодно.