Наш монастырь, однако, был разрушен лишь наполовину. Жилая часть сильно пострадала от пожара, так как сгорело все деревянное и матерчатое, но, хотя комнаты были полны грязи и пепла, каменная основа здания не пострадала. Долгие часы наступившего спокойствия – относительного спокойствия, конечно, – мы выгребали черную грязь и пепел из лучше других сохранившейся большой комнаты, которую использовали как больницу. Все мы – монахини, прокаженные и больные, жили и спали в этой комнате, и все, кто мог, работали над восстановлением нашего общего дома.
Те, кому удалось убежать от англичан, возвращались в Каркассон и обнаруживали, что их дома сожжены дотла. Те же, кто остался в городе и чудом пережил и меч, и огонь, бродили повсюду в поисках пропитания. Не прошло много времени, как и те и другие обнаружили и нас, и запасы еды, оставленные для нас командиром-нормандцем. Вскоре монастырь, многие годы заполненный лишь на треть, был забит до отказа. Помимо жаждущих и голодных людей было много обожженных, раненых, отравленных зараженной водой. Больных оказалось так много, что у нас не хватало сил за ними ухаживать, и еды, чтобы всех накормить. Многих я лечила с помощью богини и отправляла восвояси. Но несмотря на это, нам, монахиням, пришлось отказаться от еды в пользу больных, и поэтому мы испытывали постоянный голод. Но еды все равно не хватало, и мы молились о помощи.
И помощь пришла от епископа. Однажды холодным утром, без всякого объявления и сопровождения, в одеянии простого сельского священника он приехал к нам в телеге, запряженной двумя ослами. К нашей радости, телега была полна сокровищ из Тулузы: там были сыр, вино, яблоки, мука и оливковое масло и несколько кур и петух, все со связанными ногами. Кроме того, к телеге были привязаны баран и пара овец.
Мы возликовали при виде этого дара. Потом епископ пожелал поговорить со мной и матерью Жеральдиной наедине. Мы отправились в кабинет Жеральдины и закрыли за собой тяжелую дверь.
Епископ откинул капюшон поношенного черного плаща, и мы увидели его напряженные губы и лоб, гневные и резкие глаза.
– Мое присутствие здесь носит неофициальный характер, – мрачно сказал он, и его слова потекли к холодному небу струйкой теплого пара. – Но я должен вам сказать, что до Церкви дошли слухи об исцелении Жака-прокаженного и голосование почти поровну разделилось между теми, кто считает, что это поразительное событие было инициировано Богом, и теми, кто считает, что за ним стоит дьявол. Моя позиция сыграла решающую роль. Теперь Церковь официально признала это исцеление чудом Господним, но сестра Мария-Франсуаза не была отмечена особым расположением. Будучи женщиной, и к тому же простого происхождения, она была просто орудием Господней милости. Так говорит архиепископ.
Некоторое время Жеральдина и я спокойно обдумывали все это, а потом аббатиса сказала:
– Вам следует знать, ваше святейшество, что английские и нормандские солдаты захватили наш монастырь и их командир смертельно ранил меня. Сестра Мария исцелила меня на виду у всех, так что теперь это уже никого не удивит. Скоро об этом станет известно всему народу. Все происходит так, как и должно было быть.
Он внимательно выслушал ее и уважительно кивнул. Но она еще не закончила свою речь.
– Я научила ее всему, что знаю, Бернар, и она была хорошей ученицей. Мои уроки ей больше не нужны. С вашего благословения, я откажусь от должности аббатисы. Сестра Мария-Франсуаза станет аббатисой вместо меня. Так должно быть. Я видела это во сне.
В течение недели я была официально провозглашена аббатисой, и наша маленькая община стала именоваться «Сестры святого Франциска и Царицы Небесной». По мере того как в Каркассоне постепенно налаживалась жизнь, наш монастырь рос и так же росла слава о моих чудесах. Поток сирых и убогих, слепых и калек потянулся ко мне в надежде на мое прикосновение. Некоторых из них с позволения богини я исцеляла. Богатые верующие завалили нас дарами – золотом, лошадьми, виноградниками, земельной собственностью. Не знаю, как бы я справилась со всем этим, если бы не помощь послушницы, сестры Урсулы-Марии, дочери торговца, умеющей считать деньги и вести учетные записи. Множество братьев и сестер добровольно устремились к нам, чтобы помочь ухаживать за больными, работать в саду и в поле, пасти скот, высвобождая нам, монахиням, время для учебы и молитвы.
Что касается меня, то теперь я все меньше времени размышляла о том, как преодолеть страх, и все с большим нетерпением думала о том, когда же мне предстоит отправиться на поиски своего возлюбленного. По прошествии года, понимая, что время поджимает, я использовала магию, которой научила меня Жеральдина, и он явился мне в сновидении.
Каким красивым он был – с мужественными классическими чертами, словно высеченными древнеримским скульптором, и каким храбрым, и каким добрым! Увидев его, я изо всех сил постаралась не заплакать от радости.
Он стоял на перепутье дорог, лицом к двум мужчинам, которых я уже видела в ночь моего первого посвящения. Один из них был окутанным тенью магом. Большая рука его была поднята в предупредительном, останавливающем жесте. Второй был рыцарем, лицом и цветом волос очень похожим на моего возлюбленного. Жест его вытянутой руки означал помощь и наставление.
– Эдуар! – позвала я его, потому что я знала, что он служит моему возлюбленному так же, как мать Жеральдина служила мне.
– Помогите ему, моя госпожа, – сказал Эдуар, показывая на своего подопечного. – Я только учитель. У меня нет вашей власти помочь ему. Посмотрите, он делает неверный шаг на своем пути…
Я повернулась к тому, кого любила, окликнула его по имени, и он обернулся ко мне с такой любовью и такой решимостью на лице, что я едва могла говорить. Но ради него я собралась с духом, вновь обрела дар речи и сказала:
– Судьба – это паутина. В момент рождения мы стоим в ее центре, и перед нами сотни дорог, расходящихся из центра подобно радиусам. Наше истинное предназначение скрыто в конце лишь одной из этих дорог. Изначально мы можем выбрать неверный путь. Или кто-то посторонний может вмешаться, чтобы сбить нас с истинного пути. Но всегда есть возможность остановиться и по одной из поперечных дорог выбраться на истинный путь. И может быть, придется пройти сотни разных дорог вместо одной и лишь в конце жизни, переходя от одной паутинки к другой, выйти наконец на шелковую паутинку и прийти туда, куда нужно.
Слышал ли он меня? Не могу сказать. Я очнулась с ощущением дурного предчувствия. Происходило что-то ужасное. Враг провел много лет, создавая свою западню. И теперь мой возлюбленный почти попался в нее.
Немедленно направила я свое внутреннее зрение на источник этой опасности.
Наш враг в своей великолепной, окутанной завесой благовоний комнате, перед взором многочисленных богов. В одной руке у него молодая здоровая крыса с белоснежной шкуркой и длинным розовым хвостиком. Крысенок лежит неподвижно и дышит глубоко, устало. Черные зрачки в крохотных глазках расширены и окружены тонким розовым ободком. Такое впечатление, что крысенок загипнотизирован змеей.