После завтрака в субботу директор вызвал меня к себе в кабинет. Несмотря ни на что, он не забыл обо мне. Уверен, если бы он спросил, зачем я в четверг вместо дневной репетиции пошел в новый дом настоятеля, то с перепугу и от расстройства я выложил бы ему все, что знал. Но мотивы прогула его не интересовали; он подошел к наказанию просто и по-деловому, сопровождая удары шумными, благоухающими бренди выдохами. В тот же день из случайно подслушанного разговора взволнованных слуг я узнал о смерти Перкинса.
Через несколько месяцев, когда я отправился в Кембридж и выложил перед ректором и членами совета Колчестерского колледжа документы из Флоренции с необходимыми доказательствами, обнаружилось, что присутствующие буквально заворожены этим делом (иные даже располагали полной, я бы сказал, научной подборкой сведений), и я как молчавший до сих пор свидетель вызвал у них живой интерес. После весьма торжественного вскрытия печатей рассказ профессора Куртина был зачитан библиотекарем. Чтение заняло почти весь день, с перерывом на ленч. Затем ректор попросил меня на несколько минут удалиться, чтобы в соответствии с условиями, поставленными профессором Куртином, члены совета обменялись мнениями. Когда я вернулся, ректор спросил, не возьмусь ли я опубликовать этот рассказ, а также написать к нему предисловие. Я немедленно согласился.
Беря на себя эту задачу, я намеревался по мере сил дать объяснение событиям, затронутым в рассказе, дабы подготовить своего рода научное издание с комментарием. К примеру, я заинтересовался книгой волшебных сказок, которую профессор Куртин нашел в среду ночью в доме Фиклинга и читал, ожидая его возвращения. Книга принадлежала библиотеке Куртенэ, где я и обнаружил ее спустя сорок пять лет. (Судите сами, почему эта история произвела на доктора Куртина такое впечатление.)
Ночью в пятницу, как говорится в рассказе, доктор Куртин догадался о том, как старый друг – бывший друг, сказал бы я – воспользовался им в своих целях. Тот заманил доктора Куртина в Турчестер и хитростью заставил поддержать своим непогрешимым авторитетом не истину, но ложь. В первый вечер Фиклинг рассказывает ему историю о привидении, дабы он отправился читать надпись, встретил старого джентльмена – а вернее, того, кто сыграл его роль, – и принял приглашение на чай. Встреча, разумеется, была подстроена. Человек, выдавший себя за старого джентльмена, расположился у задних ворот, не сомневаясь, что мистер Стоунекс в это время будет занят обедом. Заговорщики рассчитывали внушить доктору Куртину, что поил его чаем сам мистер Стоунекс, – хотя ко времени прихода гостей настоящий мистер Стоунекс уже должен был умереть.
Мисс Нейпир подошла близко к разгадке, когда предположила, что убийца покинул дом, переодевшись женщиной – той самой, которую видел Эпплтон, – однако же это была настоящая женщина. Это ее голос слышал доктор Куртин, когда ранним утром того же дня наблюдал за Фиклингом в окно дома на Орчард-стрит. Однако в новом доме настоятеля она побывала не одна, потому что напасть на мистера Стоунекса в парадной двери, задушить его и протащить тело через общую комнату было бы непосильно и женщине во цвете лет, не говоря уж о даме в возрасте, пусть даже здоровой и сильной (и вовсе не переносившей удар).
Мисс Нейпир была почти права в своей догадке, что убийца, а вернее, убийцы, проникли в дом, постучавшись в парадную дверь за несколько минут до официанта, которого ожидал мистер Стоунекс, но на самом деле это произошло в четыре, а не в половине шестого. Через десять минут, когда пришел я, старый джентльмен уже был мертв.
Наверное, он узнал тех, кто напал на него. Одна была ему известна, но он не виделся с нею уже почти сорок лет. Со вторым, скорее всего, он тесно общался однажды, восемь лет назад, когда тот явился потребовать свою законную, как ему представлялось, долю наследства. (После этого случая мистер Стоунекс начал усиленно заботиться о своей безопасности.)
Убийцами, должно быть, руководило чувство праведной мести, они были убеждены в законности своего жестокого деяния. Объясняться было уже поздно, однако нужно отметить, что по иронии судьбы обвинения против мистера Сто-унекса не имели под собой никакой почвы. Мисс Нейпир не одну неделю копалась в архивах банка Турчестера и Графства (который был приобретен банком Сомерсета и Туршира и сделался его частью) и обнаружила, что слухи, исходившие от деда Куитрегарда, соответствовали действительности. Когда мистер Стоунекс в двадцатидвухлетнем возрасте унаследовал от отца банк, ему открылась страшная истина: предприятие было мошенническим. При обороте семьдесят пять тысяч фунтов оно было обременено гигантскими долгами, а резервов не имело и находилось поэтому на грани краха. Годами грабя банк, его отец залез в карманы сотен людей, которые хранили там свои сбережения, закладывали недвижимость или принимали векселя. Крах банка мог погубить самих этих людей и всех, кто от них зависел. Помимо того, глубоко обижаясь на дурное обращение со стороны отца, сын все же питал к нему странную привязанность и не хотел, чтобы его нечестность была обнаружена и память подверглась поруганию. Поэтому он поставил перед собой задачу восстановить активы банка, а для начала виртуозно состряпал акт, в котором долги уравновешивались полученными суммами, так что о его затруднительном положении не догадался даже старший клерк. Все сводилось к доверию: пока казалось, что дела идут хорошо, векселя банка продолжали циркулировать. В этом и заключался долговременный и тайный подвиг, на который он мне туманно намекал.
Мистер Стоунекс не решился довериться сестре, так как сомневался, что темпераментная юная особа станет держать язык за зубами, в то время как малейший слух о неблагополучии повлек бы за собой отказ банка платить по обязательствам. Он вынужден был поэтому строго ограничить ее расходы, чему она не видела оправдания. По тем же причинам брат не решился повести переговоры о замужестве сестры; объяснить это не было возможности, и сестра всю жизнь винила брата за свою несчастную судьбу. Бегство сестры принесло ему кроме позора некоторое облегчение. Заявив достигшей совершеннолетия сестре, что наследства не существует, брат не лгал. Собственно, лишь после трех десятков лет упорной работы, постоянных забот и мучительной экономии (от последней привычки не удалось избавиться, даже когда нужда в ней отпала) мистер Стоунекс сумел спасти банк и его вкладчиков.
Ничего обо всем этом не зная, сестра и племянник (только что задушивший старого джентльмена теми самыми руками, которые он несколько часов спустя оцепенело разглядывал при встрече с доктором Куртином) оттащили тело в холл. Именно тогда они, должно быть, устроили ловушку для Перкинса, поместив послание на парадную дверь и сделав надпись на грифельной доске. Он проглотил наживку и унес с собой пакет, который должен был неминуемо привести его через несколько месяцев на виселицу (Перкинс понял это лишь в пятницу ночью, в камере, одинокий и напуганный).
Думаю, в ту минуту, когда я приблизился к парадной двери и прочел послание, которое убийцы не успели убрать, они как раз стаскивали со старика верхнее платье. Услышав мой стук, они должны были содрогнуться, так как он застал их в самый опасный момент предприятия. Вероятно, они заглянули через дверную щель из холла в общую комнату, увидели, что там находится всего лишь мальчишка, и решили подождать, пока я уйду.