Мы достали веревку, и я под руководством товарища прикрепил крюк кошки к массивному дивану, стоявшему спинкой к окну, и оставил свернутую кольцами веревку на полу рядом. Принятые меры означали, что теперь мы можем в считанные секунды открыть окно и спуститься вниз по стене (хотя мистер Дигвид с известным трудом), но с улицы при этом ничего подозрительного не наблюдалось. Однако окно выходило на передний двор, выбраться откуда — с учетом утыканной по верху остриями ограды и частокола у самой стены дома — представлялось делом весьма непростым, и я страстно надеялся, что нам не придется уходить этим путем.
Наконец мы смогли перенести внимание на цель всех наших усилий. Мы пересекли комнату, и я направил луч света на фриз под каминной полкой, за которым находился тайник. Я увидел на нем рельефную геральдическую фигуру, к великому моему изумлению, уже мне знакомую — во всяком случае отчасти.
Мой товарищ удивился не меньше меня, хотя и по другому поводу.
— Этого раньше здесь не было, — прошептал он. — Наверное, тайник здесь.
Упомянутое изображение являлось усложненной разновидностью геральдической фигуры, знакомой мне с детства по тарелкам из матушкиного сервиза и по надгробным плитам на могилах Момпессонов и Хаффамов в мелторпской церкви. Она представляла собой так называемый квинканкс: пять элементов — в данном случае четырехлепестковых роз, — из которых четыре располагались по углам воображаемого квадрата и один в центре. Здесь, однако, квинканкс повторялся пять раз, в свою очередь складываясь в квинканкс. Одним словом, это был квинканкс, помноженный на себя самое, квинканкс из квинканксов, вырезанный, казалось, на огромной цельной плите белого мрамора.
Каминная полка находилась так высоко, что нам пришлось принести от окна две скамеечки для ног и встать на них, чтобы хорошенько все рассмотреть. Теперь мистер Дигвид тщательно обследовал фриз, водя рукой по холодной гладкой поверхности. Через минуту он указал мне на то, что мраморная доска, принятая мной за цельную, на самом деле набрана из плотно пригнанных друг к другу плиток.
— Более того, — прошептал он, указывая пальцем на часть фриза непосредственно над геральдической фигурой, — бьюсь об заклад, вот эта вот плитка выдвигается, поскольку здесь щелка в месте стыка поширше прочих.
Я присмотрелся и увидел на мраморной поверхности волосяную щель, которую сам наверняка не заметил бы своим менее искушенным глазом.
— Но какой механизм приводит ее в движение? — спросил я. — Каким образом она выдвигается и задвигается?
Мистер Дигвид нахмурился и вновь погрузился в свои исследования, продолжавшиеся, казалось, целую вечность. Сначала он медленно провел пальцами по мрамору, уделив особое внимание стыкам плиток и рельефным розам, а потом, к моему удивлению, прикоснулся к одному из цветков губами, словно суеверный богопочитатель к раке.
Внезапно он повернулся ко мне и охрипшим от возбуждения голосом прошептал:
— Сердцевинки цветков не каменные. Они не такие холодные. Попробуйте сами.
Я подался вперед и дотронулся губами сначала до мрамора, а потом до срединного элемента одной из четырехлепестковых роз. Действительно, они оба были холодные, но мрамор через пару секунд нагрелся, а сердцевинка цветка — нет.
Я удивленно взглянул на мистера Дигвида.
— И что это означает?
— Пупочки посередке цветков не мраморные. Они железные. — Он выжидательно смотрел на меня, словно проверяя, понял ли я смысл сказанного.
Я недоуменно таращился на него.
— Послушайте, — он приставил палец к срединному элементу одной из роз, — бьюсь об заклад, это головка железного болта.
Он осторожно подцепил ножом сердцевинку одного цветка и столь же осторожно отжал. Мой товарищ оказался прав в своем предположении, ибо она тотчас начала выдвигаться — и оказалась на поверку длинным железным болтом, с выкрашенной белой краской, под цвет мрамора, головкой. Болт вышел из плитки дюйма на четыре, а потом остановился, словно наткнувшись на непреодолимое препятствие.
Теперь я понял, что мистер Дигвид имел в виду: в рельефном геральдическом изображении скрывался ряд болтов, которые, подобно внутренним деталям замка, образовывали механизм, прочно державший на месте мраморную плитку, за которой и находился тайник.
— По-вашему, — прошептал я, — нам нужно лишь вытащить все болты, и тогда плитка опустится?
Он казался озадаченным.
— Думаю, да. Только больно это просто.
— Попробуйте вытянуть еще один, — предложил я.
Мистер Дигвид так и сделал, ровно с тем же результатом, и перешел к следующему. Через минуту мы вытащили все пять болтов в цветках верхнего ряда. Когда я, очень медленно и осторожно, вытягивал последний, мистер Дигвид прижал ладонь к плитке, чтобы придержать, коли она начнет падать, — ибо мы ожидали, что она опустится на несколько дюймов, открывая доступ в тайник. Однако она не сдвинулась с места.
— Должно быть, их все нужно вытащить, — предположил мистер Дигвид, явно озадаченный не меньше моего.
Через несколько минут мы вытянули из мрамора все оставшиеся двадцать болтов, за исключением одного в нижнем ряду цветков. Но когда мы с великой осторожностью вытащили последний болт, снова придерживая плитку на всякий случай, не произошло ровным счетом ничего.
Я в отчаянии посмотрел на своего товарища. Он уставился на рельефный узор и надолго задумался, подперев кулаком подбородок.
— Кажется, я понял, — наконец промолвил он. — Это своего рода замок, и у нас нет ключа к нему.
— Ключа? — повторил я. — Но где же тут замочная скважина?
— Тш-ш-ш, — вдруг прошипел он.
Мы застыли на месте.
— Мне померещился шум за дверью, — продолжал мистер Дигвид. — Нет, речь идет не о настоящем ключе. Ключ у вас в голове, ибо он представляет собой так называемую «комбинацию». То есть вы не можете просто вытащить все болты и ожидать, что плитка опустится, поскольку болты сделаны на манер деталей замкового механизма, а значит, вам нужно знать, какие именно болты вытаскивать — в точности, как ключ должен подходить к замку.
— Ясно, — сказал я. — Значит, нам надо попробовать разные комбинации?
— Нет, это бесполезно. Так мы не откроем тайник, даже если проторчим здесь всю ночь и еще много дней и недель кряду. Таких комбинаций тысячи. Методом тыка правильную не подобрать, надо знать принцип.
Я понял, что он прав, и для меня это был тяжелый удар. Представлялось очевидным, что у нас нет возможности взломать тайник, ибо тяжелая плита прочно сидела на месте и нам пришлось бы производить слишком много шума и работать слишком долго, чтобы надеяться остаться незамеченными.
Я резко подался вперед, едва не свалившись со скамеечки, и в ярости двинул кулаком по мрамору. Удар пришелся по одному из чертовых цветков, и я разбил в кровь костяшки пальцев. Я вспомнил, как колотил кулаками в дверь старого дома на Чаринг-Кросс в первый раз, когда мистер Эскрит отказался открыть мне. Тогда чеырехлепестковая роза на дверном молотке, казалось, издевательски ухмылялась мне, и я вспомнил такое же насмешливое безразличие холодных мраморных цветков на надгробных памятниках, мемориальных досках и старых расписанных окнах в мелторпской церкви, завораживавших меня в детстве. Жгучие слезы подступили к моим глазам при мысли, что, хотя мне удалось проникнуть в sanctum sanctorium [5] дома Момпессонов, я столкнулся все с тем же жестоким равнодушием, каким дышало некогда увиденное мной изображение герба на дверце экипажа сэра Персевала, столь сильно встревожившее мою мать много лет назад.