«Может, нужно попытаться отговорить его. Ни к чему хорошему это не приведет».
— Гильом, я думаю… — начала Кэт.
— Что?
— Ох, ничего. Не важно. — Совсем скоро она встретится с père, и все эти заботы ее не будут касаться. — Я просто хотела сказать, что желаю тебе удачи в твоем деле и благодарна за то, что ты проводил меня. — Потом она сменила тему. — Твоя «минутка» затянулась так надолго! Мария милая девушка, но эта ее болтовня — мадам то, мсье это! Бедняжка и понятия не имеет, что творится за стенами дома. Я бы умерла, выпади мне такая судьба.
— Тогда будь благодарна Богу, что Он не уготовил для тебя эту участь и ты знаешь что-то, кроме подневольной работы. Однако заметь себе: Мария живет в приличном доме, всегда сыта, и время от времени ей перепадают одно-два су. За пределами Парижа мало кто может этим похвастаться. Да и здесь, если уж на то пошло. И Марсель, в соответствии со своей философией, предоставляет ей некоторую свободу. В его доме часто бывают очень влиятельные люди. Возможно, он хочет показать им пример того, как нужно обращаться со слугами.
«Уж очень он восхищается этим Марселем, — внезапно подумала Кэт, снова охваченная беспокойством. — Это наверняка влияет на ход его мыслей».
— Тем не менее она остается служанкой.
— Это так. Ее свобода ограничена. И ты, леди, гораздо свободнее нее.
«Если это можно назвать свободой».
Однако она почувствовала себя пристыженной; по сути, он был прав.
— Я благодарна за все, чем Бог одарил меня. Однако Создатель прихотлив в своих дарах — то дает, то отнимает. Думаю, Он играет со мной.
— Ты не больше и не меньше игрушка в руках Бога, чем любой смертный.
Она замедлила шаг, остановилась и пристально посмотрела на него.
— Нет, Гильом, больше. Бог с особым увлечением играет со мной. И с père. Больше, чем ты даже можешь себе представить.
В его взгляде, прикованном к ее лицу, вспыхнуло любопытство.
— Умоляю, расскажи, что ты имеешь в виду.
Его интерес казался таким искренним; возникло искушение открыться ему. Это было бы такое облегчение — свободно говорить о своей жизни с кем-то, кроме Алехандро, — какого она не знала со времен детства. Однако она не вправе принимать такое решение самостоятельно.
«Нужно обсудить эту идею с père», — подумала она.
— Я… я хотела бы, но должна сначала поговорить с père.
Его разбирало любопытство, но даже сильнее этого было внезапно вспыхнувшее осознание того, что совсем скоро Кэт вернется к Алехандро и вся ее привязанность, все любящее внимание будут полностью обращены на него. Само ее присутствие рядом действовало на Каля успокаивающе, и на один краткий миг в его сердце вспыхнуло желание сбросить с себя все навалившиеся обязанности, оставить позади борьбу и неизбежно сопутствующее ей кровопролитие. Снова стать как все, жить жизнью обычного мужчины, со всеми ее тяготами, испытаниями и мимолетными радостями.
«Если бы она, пусть еще совсем девочка, была рядом, это облагородило бы всю мою жизнь! Поистине, это судьба!»
Однако она вот-вот покинет его. С каждым шагом, приближающим их к месту встречи, мысль о надвигающейся разлуке с Кэт становилась все более мучительной. До улицы Роз оставалось совсем немного, когда Каль набрался мужества взять девушку за руку и заставить ее остановиться.
— Знаю, ты торопишься, но мне хотелось бы прежде обсудить кое-что с тобой, — сказал он. — Мне было бы очень приятно сознавать, что я смогу снова увидеться с тобой, когда все это безумие закончится. — Потом, совсем тихо, он добавил: — Если, конечно, ты тоже хочешь этого.
Их взгляды на мгновение встретились, но Кэт тут же отвернулась. Ее щеки пылали.
— Мне тоже было бы приятно, — прошептала она.
— Как твой père отнесется к идее, чтобы ты осталась со мной?
На ее лице возникло удивленное выражение.
— Только я?
— Нет, — тут же поправился Гильом. — Я, конечно, имел в виду вас обоих.
Кэт переполняли странные, незнакомые эмоции: надежда, волнение, радостное предвкушение; однако реальность их нынешнего положения перекрывала все.
— Понятия не имею, как он отнесется к этому плану. Если ты имеешь в виду, что мы станем твоими соратниками, он вряд ли согласится. Однако пусть лучше он сам даст тебе ответ.
Каль взял ее за руку. По контрасту с его собственной ее ладонь была маленькой и изящной. Задавая следующий вопрос, он постарался вложить в него уверенность, которой на самом деле не чувствовал.
— А ты не против, чтобы я поговорил с ним об этом?
— Нет, Гильом, я… мне кажется… думаю, я буду рада.
Он продолжал допытываться, неуклонно стремясь к тому, к чему, он надеялся, эти расспросы выведут.
— А если бы ты могла бы ответить на мой вопрос сама, что бы ты сказала?
— Думаю, да.
Выражение непритворного счастья на его лице поразило ее.
— Однако я должна учитывать желания père, — быстро добавила она.
— Лекарь был бы очень полезен для нашего дела.
— Уверяю тебя, он не захочет участвовать в войне.
— А как насчет целительницы? Я видел, на что ты способна.
Кэт еле заметно улыбнулась.
— Мне еще учиться и учиться, однако я попыталась бы стать полезной.
— Я видел, какую пользу ты можешь принести. Вообще-то даже если бы ты просто оставалась рядом со мной, даруя успокоение самим своим присутствием, я был бы счастлив.
Признавшись, таким образом, во взаимной привязанности, пусть и в достаточно расплывчатых выражениях, они продолжили путь.
Первый день пленения Алехандро провел в предоставленной ему маленькой комнате в приятном одиночестве. Вездесущие охранники оставались снаружи; два сильных солдата не разговаривали друг с другом, но стоически выполняли возложенную на них задачу. Алехандро не сомневался, что, попытайся он вырваться из заточения, они мгновенно набросятся на него. Однако пока он вел себя хорошо, они не беспокоили его.
Мансардное помещение, где он находился, было не лишено комфорта. Здесь хватало воздуха, потолок недавно побелили, и проникающий сквозь окно свет, отражаясь от наклонной поверхности, наполнял все пространство теплым мерцанием. Де Шальяк был настолько добр, что снабдил его для отвлечения внимания изумительной вещью, редкой и очень ценной, — недавно приобретенной рукописью греческой трагедии, за что Алехандро испытывал к нему благодарность, хотя и вступавшую в противоречие со всеми остальными его чувствами по отношению к этому человеку. Видимо, де Шальяк тем самым хотел продемонстрировать, что заботится о досуге своего пленника. И хотя Алехандро плохо знал греческий и отчасти позабыл даже то, что знал, поскольку отец не поощрял его в этом направлении, он помнил достаточно, чтобы почувствовать все очарование книги. Однако это почти насильственно навязанное ему развлечение не рассеивало постоянной, гнетущей тревоги; Алехандро опасался, что сделал неверный выбор, поручив Гильому Калю заботу о Кэт.