«Любимый сын, к нам явился сам дьявол в облике ворона. А твоему брату распороли живот, но не кабан…»
Я никак не могла придумать подходящее начало и через некоторое время сдалась и взяла в руки вышивку, истратив при этом немыслимое количество свечей. Однако с каждым новым стежком я приближалась к решению. Когда я забралась в постель, в моем сердце поселилась уверенность, хотя мира там не было.
Утром все началось снова. Де Тушеронд открыл заседание, вызвав очередного свидетеля, чей ребенок пропал.
– Их рассказы теперь вызывают скуку, а не слезы, – прошептал мне брат Демьен. – Сколько же еще мы должны выслушать?
Я пожала плечами; плачущая женщина вернулась на свое место. Де Тушеронд подошел к скамье, и они с Жаном де Малеструа и братом Блуином начали взволнованно перешептываться касательно какого-то пункта в законе. В конце концов де Тушеронд снова повернулся к собравшимся и назвал имя Перрин Рондо. Женщина, которую я видела накануне в толпе, поднялась со своего места в передней части часовни.
– Мой муж много болел, и как-то раз, когда дела обстояли совсем плохо, я пустила в свой дом постояльцев, чтобы хоть как-то заработать денег. Муж стыдился того, что нам пришлось так сделать, но я не хотела, чтобы он работал. Маркиз де Сева и месье Франческо Прелати некоторое время жили у нас на верхнем этаже; я сама тоже там спала, только в комнате поменьше. Однажды вечером я была так расстроена из-за состояния мужа, опасаясь его потерять, что моя няня отправила меня спать в комнату, которую занимали Прелати и маркиз – она думала, что сон в хорошей кровати поможет мне успокоиться. Господа уехали в Машекуль, и мы думали, что они останутся там ночевать. Однако маркиз и месье Прелати вернулись ближе к ночи, оба едва держались на ногах, потому что выпили слишком много. Когда они обнаружили меня в комнате, которую считали своей, они пришли в страшное волнение, должна сказать, совершенно необоснованно.
Я тоже была в тяжелом состоянии; однако они не имели никакого права вести себя со мной так. Сначала они принялись грязно ругаться, затем схватили меня, один за ноги, а другой за руки, и попытались сбросить на первый этаж. Если бы не подоспела моя няня, я бы свалилась через перила вниз и, возможно, погибла. И кто тогда стал бы заботиться о моем муже? Разумеется, не маркиз или месье Прелати.
Пока я лежала на втором этаже, они оба пинали меня ногами в спину своими остроносыми сапогами, и с тех пор здоровье у меня уже не то, что раньше.
Позже той же ночью я слышала, как маркиз де Сева рассказал Прелати, что в Дьеппе он нашел для него симпатичного юного пажа. Месье Прелати пришел в восторг, а несколько дней спустя появился красивый мальчик, который сказал, что он из хорошей семьи из Дьеппа. Он прожил с месье Франческо примерно две недели, и я постоянно видела его в обществе Прелати. А потом он неожиданно исчез – его хозяин приезжал и уезжал без него. Поэтому я спросила о нем. Месье Франческо страшно разволновался и заявил, что, несмотря на разговоры о хорошей семье и воспитании, мальчик его обманул и сбежал с двумя золотыми кронами. «Хорошо, что мы избавились от юного мерзавца» – так сказал Прелати.
Меня его слова смутили; мальчик произвел на меня хорошее впечатление и показался честным. А я редко ошибаюсь в людях.
Некоторое время спустя месье Прелати и Эсташ Бланше покинули мой дом и отправились в Машекуль. Я слышала, что они выгнали человека по имени Кау из его собственного дома, силой отобрав у него ключи. Я знала этот дом, потому что много раз бывала в Машекуле вместе с мужем. Он стоял в стороне от остальных, на улице за пределами города. Там имеется колодец, но, несмотря на это, место выглядит заброшенным, дом весь покосился и кажется неухоженным. Вне всякого сомнения, совсем неподходящее жилище для благородного господина.
Маркиз де Сева продолжал жить у меня; думаю, он посчитал мой дом более годным для господина с его происхождением. Он вел себя очень требовательно, даже в те времена, когда я была сильно расстроена ухудшающимся состоянием мужа, но никогда не платил вовремя, а если все-таки отдавал деньги, это происходило после долгих, тяжелых переговоров относительно сумм, которые он задолжал, или грубых заявлений о том, что его обманывают. Франческо Прелати и Эсташ Бланше часто приезжали к маркизу в гости из своего дома в Машекуле и останавливались в его комнатах на верхнем этаже, но окончательно от своего жалкого жилища не отказывались. Наоборот, они оставляли там пажей следить, чтобы его никто не занял. И вскоре я поняла, что на это у них имелись причины.
Случилось так, что мне нужно было на несколько дней сходить в Машекуль, чтобы посоветоваться с врачом относительно состояния мужа. Это было как раз незадолго до ареста милорда Жиля – слухи о том, что у него серьезные неприятности, уже давно ходили, и мне стало любопытно, что происходит в доме Кау. Пару раз я пряталась в кустах неподалеку и наблюдала за господами и их слугами, и мне показалось, что все они ужасно нервничали.
Однажды я видела, как они нагрузили большую тачку пеплом, который выносили из дома. Его было так много, что он сыпался на землю, а молодой человек – стройный, точно девушка, – с трудом удерживал ее в равновесии. Я не знаю, куда они отвезли пепел, но, как только у меня появилась возможность, я подошла посмотреть, что просыпалось на землю. Когда я растерла пепел между пальцами, он показался мне жирным, а запах – Боже праведный, он не походил на обычный запах мяса, которое я готовила. Потом я нашла несколько грязных обломков и сдула с них пепел. Они оказались белыми, а когда я попробовала их на зуб, то решила, что это кость.
Только тут я поняла, что держу в руках и что попробовала на вкус, и меня затошнило. «Храни меня Боже, – подумала я, – это же человеческие кости – может быть, того красивого юного пажа». Я долго отплевывалась, пока не перестала ощущать неприятный вкус во рту.
Перрин Рондо показала, как она отплевывалась, прямо в часовне, а потом вдруг ее начало трясти, словно она неожиданно заболела. Несчастная дрожала, и мы видели только белки ее глаз.
И снова Жан де Малеструа начал подниматься, но прежде, чем он окончательно выпрямился, она взяла себя в руки.
– О милорды, прошу меня простить… У меня иногда случаются припадки, а когда я волнуюсь, это случается чаще.
Подозрительность и сочувствие смешались на лице Жана де Малеструа.
– Вы можете продолжать, мадам?
– Могу, милорд. Вскоре после этого я заметила возвращающихся слуг и потому поспешила в свое укрытие в густых кустах. Я боялась, потому что оказалась слишком близко от дома, но больше мне было негде спрятаться. Думаю, я находилась всего в двух шагах от месье Прелати, когда он вышел из дома с несколькими предметами в руках, я их очень хорошо рассмотрела. Среди них я увидела детскую рубашку, перепачканную кровью и еще чем-то. Он держал ее на вытянутых руках, и не удивительно, потому что даже я чувствовала запах – ужасный, гнилостный запах – и испугалась, что меня вытошнит. Но я сдержалась и внимательно посмотрела на рубашку, когда Прелати прошел мимо меня. Я была рада, что она не может разговаривать, – я бы не хотела знать, откуда на ней, прямо посередине, появился аккуратный разрез, измазанный кровью.