Питер едва глянул на листовку, он смотрел только на меня. Пристальный взгляд его смутил меня, и я опустила голову.
— А не пора ли нам вернуться в гостиницу? — предложила я. — Я даже не знаю, когда отходит наш поезд.
— O, у нас еще есть уйма времени, — ответил Питер, — но нам действительно пора возвращаться. Нужно ли вам еще что-нибудь, шеф?
— Боюсь, что да, — был ответ. — Я хотел бы получить от миссис Флактон заявление с описанием всего, что случилось с ней. Не зайдете ли вы в полицейский участок перед тем, как отправиться в гостиницу?
— Разве это необходимо — упоминать имя моей жены в связи с этой историей?
— Особой необходимости нет, если угодно, — ответил шеф полиции, — но я обязан получить от нее заявление. Впрочем, если мы извлечем достаточное количество улик из всего, что обнаружено здесь — что, на мой взгляд, весьма вероятно, — причин упоминать в деле имя миссис Флактон не будет.
— Буду весьма вам благодарен, если вы избавите мою жену от этих хлопот, — проговорил Питер. — В конце концов, пребывание здесь едва ли было приятным для нее.
С этими словами он легко сжал мою руку.
— Это был настоящий кошмар! — воскликнула я. — Пойдем, посмотришь, где они меня заперли.
Я показала Питеру грязную комнатушку, служившую местом моего заточения, а потом мы поднялись по лестнице и вышли на свежий воздух.
Полицейская машина ожидала нас на углу улицы посреди собравшейся толпы, рассчитывавшей на развлечение. Я не сомневалась в том, что они считают меня арестованной, но Питер только усмехнулся, когда я сказала, что чувствую себя преступницей.
— А что будет с этими людьми? — спросила я.
— С ними? Ну, пока их увезли в полицейском фургоне, — сказал Питер. — Сейчас, полагаю, они уже сидят за решеткой.
Шеф отдал еще несколько распоряжений, и я увидела, что листовки и все прочее содержимое подвальной комнаты грузят в другую машину.
Как только мы отъехали, Питер взял меня под руку, притянул к себе и сказал:
— Слава Богу, что все закончилось хорошо!
Он говорил негромко — так, чтобы не услышал шеф, сидевший впереди рядом с водителем.
— Ты волновался?
— Сперва я просто не мог понять, что случилось. Твоя шубка осталась на кресле, и я решил, что ты отправилась в ванную, но время шло, ты не возвращалась, и я встревожился. Я расспросил персонал, находившийся в холле, но никто не видел, как ты вышла. И как раз, когда я решал, что можно предпринять в подобной ситуации, мне позвонил шеф полиции. Он сообщил мне о поступившем от его сотрудников донесении и о том, что на выручку к тебе уже отправлены люди. Только представь, что я почувствовал, Мела. Я только и думал о том, что с тобой происходит, что эти негодяи тебя бьют, унижают.
Он еще крепче обнял меня.
— Я поехал в полицейский участок, и мы сразу же отправились сюда. Я не помню в своей жизни более ужасного времени, я был в отчаянии…
Забавно было слышать в голосе Питера такое волнение, понимать, насколько он на самом деле переволновался. Я так привыкла к его спокойному голосу, к сдержанности и умению владеть собой в любой ситуации. И против желания рассмеялась.
— Ах, Питер! — воскликнула я. — Мне приятно, что ты так искренне волнуешься за меня.
— A я люблю тебя, — ответил он и до боли стиснул мою руку.
После того как мы приехали в полицейский участок, я написала нужное заявление, поставила под ним подпись, обменялась рукопожатиями со своими спасителями, выслушала слова благодарности и восхищения моей находчивостью, и мы вернулись в гостиницу.
Мы пообедали в ресторане. Питер обращался со мной очень ласково и внимательно, и мне начало казаться, что я действительно совершила нечто героическое.
Интересно, как отреагирует Тим, когда я обо всем расскажу ему. И кстати, интересно, стал бы он так волноваться, как волновался за меня Питер. Я просто не могла представить себе Тима в подобном состоянии. Тим любит рисковать, потому что не знает, что такое опасность, он никогда не думает о том, что ситуация может пойти не так, как он предполагает, и, как мне кажется, эта беззаботность в отношении себя самого распространяется также и на меня. Помню, как однажды мы с ним перевернулись на парусной лодке и едва не утонули. Нам пришлось преодолеть очень сильное течение, чтобы добраться до берега. Я знала, как это опасно, потому что накануне здесь утонули два человека, но Тима это, казалось, ничуть не волновало. Он шутил, говорил что-то ободряющее. Я достаточно хорошо знала его и понимала, что он делает это не для того, чтобы подбодрить меня, а просто потому, что ему и в голову не могла прийти мысль о том, что мы можем не выплыть и погибнуть. Словом, могу представить себе, что, оказавшись на месте Питера, после подобного моего приключения Тим ограничился бы тем, что сказал: «Повезло же тебе, моя милая», и перешел бы на другую тему.
Однако на самом деле мне было ужасно приятно, что Питер так доволен и горд мной и до сих пор волнуется, представляя, что обстоятельства могли сложиться не так удачно и я могла бы не уцелеть в этой истории.
После того как мы сели на поезд в девять часов вечера, Питер открыл дверь между нашими купе и спросил, не может ли сделать что-либо для меня.
— Наверное, отправлюсь прямо в постель. Я очень устала, да и времени уже много. — С этими словами я сняла шляпку и провела пальцами по волосам.
— Ну, как тут не устать, — сочувственно проговорил он. — Но ты действительно уверена, что все и в самом деле в порядке?
— Конечно, уверена, — ответила я, должно быть в сотый раз успокаивая его.
Крепко обняв, он привлек меня к себе.
— Если бы с тобой сегодня что-то случилось, я бы, наверное, умер. Я люблю тебя, Мела, — отчаянно люблю. До сегодняшнего вечера я даже не подозревал, насколько ты дорога мне.
Пока мы ехали по улице к дому Питера — а точнее к нашему дому, как я должна была его теперь называть, — оказавшись возле почерневших и разрушенных стен дома, в котором погиб дядя Эдвард, я устыдилась себя самой.
Вся моя привязанность к нему разом ожила в моем сердце. И я устыдилась того, насколько эгоистичной оказалась я и неверной его памяти.
Я очень любила дядю Эдварда и теперь с горечью думала о том, что, выйдя замуж за Питера и обнаружив, что Тим все еще любит меня, смогла пренебречь памятью дяди и погрузиться исключительно в собственные дела и интересы. Я напомнила себе, что, узнав о его гибели, горячо поклялась непременно найти его убийц. Вспомнила, что обещала себе отомстить им; осторожный и куда менее эмоциональный подход Питера к разрешению этой проблемы злил меня. Но именно я, вопреки своему нетерпению, первой сдалась, первой позволила угаснуть пламени своего энтузиазма. Начинать разговор с Питером до того, как машина остановится перед зеленой входной дверью, явно не стоило. Но как давно, казалось мне, пересекла я этот порог в обществе инспектора полиции! Насколько другой я теперь себя ощущала.