Это же она захотела развода.
Пусть она и придумает, как вернуть все назад.
Он заплатил и вышел. Шел медленно, чтобы не прийти слишком рано.
И пока он ждал зеленого светофора на Валльгатан, решил для себя две вещи.
Во-первых, он должен поговорить с Моной о Линде. И во-вторых, он ждал ее совета, что делать с отцом. Мона хорошо его знает. Хотя они никогда не были близки, она хорошо разбиралась в таинственных и внезапных перепадах его настроения.
Забыл позвонить Кристине, вспомнил он, переходя улицу. А может, хотел забыть?
Когда он переходил канал по мосту, его обогнала машина с открытым верхом. Молодые люди охотились на девочек. Пьяный юнец орал что-то, перевесившись через борт машины.
Курт Валландер вдруг вспомнил, как ходил по этому мосту двадцать лет тому назад. Район выглядел так же. Он был тогда совсем молодым полицейским, и чаще всего патрулировал в паре с коллегой постарше. Они приходили на вокзал, чтобы проследить за порядком. Иногда выставляли какого-нибудь пьяницу или безбилетника. Насилия почти не случалось.
Того мира больше нет, подумал он.
Он исчез, утрачен навсегда.
Валландер вошел в здание вокзала. Здесь многое изменилось, но каменный пол был тот же. Как и скрежет вагонных тормозов.
И вдруг он увидел свою дочь.
Сначала ему показалось, что он обознался. С таким же успехом это могла быть девушка из конюшни Стена Видена. Но нет, это была Линда.
Она стояла рядом с угольно-черным парнем и покупала билет в автомате. Африканец был чуть не на полметра выше ее, с пышной кудрявой шевелюрой и в лиловом комбинезоне.
Валландер тут же спрятался за колонной, как будто был на задании. Негр что-то сказал, и Линда засмеялась.
Он подумал, что уже много лет не видел, как она смеется.
То, что он видел, привело его в отчаяние. Дочь для него недосягаема. Он не существует для нее, хотя стоит совсем рядом.
Моя семья, подумал он. Я стою на вокзале и шпионю за собственной дочкой. Моя жена тем временем уже, наверное, ждет в ресторане, и, может быть, нам удастся спокойно поговорить и не начать сразу же кричать друг на друга.
Глаза его наполнились слезами, контуры предметов стали расплываться. Он не плакал примерно столько же, сколько не видел смеющуюся Линду.
Линда со своим африканцем пошли к перрону. Он хотел броситься за ней, потянуть ее к себе.
Потом они скрылись из виду. И он, как истинный полицейский, стараясь остаться незамеченным, выскользнул на перрон, насквозь продуваемый ледяным ветром с пролива. Он видел, как они шли, взявшись за руки, и смеялись. Потом голубые двери вагона с шипением закрылись, и поезд отошел — то ли в Лунд, то ли в Ландскрону.
Он попытался утешить себя тем, что она хорошо выглядит, ей весело, она раскована и радостна. Такой она была только в раннем детстве. Но единственное, о чем он мог думать, — это о собственной катастрофе.
Курт Валландер. Несчастный полицейский с несложившейся семейной жизнью. Теперь он опаздывал. Может быть, Мона уже повернулась на каблуках и ушла? Она была пунктуальна и ненавидела ждать.
Особенно его.
Он побежал по перрону. Ярко-красный тепловоз шипел, как разъяренный хищник.
Он так торопился, что споткнулся на ступеньках ресторана. Коротко стриженный вышибала смотрел на него ледяными глазами.
— И куда ты собрался? — спросил он лениво.
Его сразил вопрос. Он сразу понял, что парень имел в виду. Вышибала решил, что он пьян, и не хотел пускать его в ресторан.
— Я договорился поужинать с женой.
— Зря договорился. Иди-ка лучше домой.
Курт Валландер ощутил ярость.
— Я полицейский! — заорал он. — И я не пьян, мало ли что тебе показалось. Пропусти меня сейчас же, говорю добром.
— Поцелуй меня в жопу! — сказал вышибала. — Иди, пока я не позвал легавых.
Он почувствовал, что сейчас ударит наглеца, но сумел взять себя в руки. Он вынул свое полицейское удостоверение.
— Я же тебе говорил, что я полицейский, — сказал он, — и я совершенно трезв. Просто поскользнулся. К тому же меня и в самом деле ждет жена.
Вышибала подозрительно изучал удостоверение. Потом вдруг просиял.
— Я тебя узнал, — сказал он, — ты был вчера на ТВ.
Хоть какой-то прок от телевидения, подумал Курт.
— Я целиком на твоей стороне, — сказал вышибала. — Целиком и полностью.
— В каком смысле?
— А в том, что давно пора окоротить этих понаехавших. Пускаем в страну всякое дерьмо, а они наших стариков убивают! Ты прав — надо гнать их к черту отсюда. Пинком под зад.
Курт Валландер понял, что спорить бесполезно. Он слабо улыбнулся.
— Теперь неплохо бы и поесть, — сказал он.
Охранник открыл перед ним дверь.
— Но ты понял, что с ними надо быть настороже?
— Ясное дело, — сказал Валландер и вошел в ресторан. Он повесил пальто и огляделся. Мона сидела у окна с видом на канал.
Он втянул живот, насколько смог, провел рукой по волосам и подошел к ней.
Все пошло наперекосяк с самого начала. Он понял, что она заметила пятно на пиджаке, и разозлился.
И не знал, удалось ли ему это скрыть.
— Привет, — сказал он и сел напротив нее.
— Как всегда, опаздываешь, — сказала она. — Как ты растолстел!
Сразу же принимается его оскорблять. Никакой любви. Ни даже просто дружелюбия.
— А ты такая же, как всегда. Где это ты так загорела?
— Мы были неделю на Мадере.
Мадера. Сначала Париж, потом Мадера. Их свадебное путешествие. Гостиница, балансирующая на скале, крошечный рыбный ресторан на берегу. И она там была с кем-то еще.
— Вот как, — сказал он. — Я-то думал, Мадера — это наш с тобой остров.
— Не будь ребенком.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что ты ведешь себя как ребенок.
— И что в этом плохого?
Они начали заводиться. Их спасла дружелюбная официантка. Она пришла взять заказ, и он почувствовал, что их в последний момент словно вытащили из ледяного омута.
Когда появилось вино, они немного успокоились.
Курт Валландер смотрел на женщину, которая когда-то была его женой, и думал, что она очень красива. По крайней мере, ему так казалось. Он попытался унять ревность.
Он пытался сделать вид, что абсолютно спокоен. Быть бы спокойным и на самом деле!
Они выпили.
— Вернись, — попросил он. — Попробуем начать сначала.