Тайный мир Шопоголика | Страница: 22

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Мила! — орут они в ответ. — Как дела? Как Бенджи?

Господи, этому конца не будет. Сижу тут как дура, делаю вид, что изучаю закуски в меню, и чувствую себя уродом каким-то. Никто не хочет со мной общаться, зато Фенелла и Таркин — самые популярные люди года. Это нечестно. Я тоже хочу встретить здесь кого-нибудь. Какого-нибудь старого друга детства. (Хотя, откровенно говоря, единственный, кого я знаю так давно, — это Том, сын соседей, который сейчас в своей кухне с дубовым гарнитуром.)

Но на всякий случай опускаю меню и внимательно изучаю публику. Ну хоть бы кто-нибудь из знакомых попался на глаза. Хоть кто-нибудь. Чтобы тоже можно было с восторгом подбежать, расцеловаться и завопить: «Нам обязательно нужно как-нибудь вместе пообедать!» Боже мой, ну неужели я никого здесь не знаю…

И тут я с радостью замечаю знакомое лицо, и всего в нескольких шагах от нас! Это Люк Брен-дон, он сидит за столом с элегантной пожилой парой.

Другом детства его вряд ли можно назвать, но я ведь его знаю? Да и выбора нет. Я же хочу пойти поздороваться с приятелем, как и все остальные!

— Ой, смотрите, это же Люк! Не могу не подойти! Нужно поздороваться с ним! — Вопить я стараюсь потише, чтобы он не услышал.

И пока все смотрят на меня с удивлением, я откидываю волосы, вскакиваю и ухожу, внезапно оживившись. Я тоже могу! Ха! Вот я тоже иду поздороваться с давним знакомым, которого случайно увидела за соседним столиком в ресторане «Терацца»! Вот так вот!

И только за метр от его столика я замедляю шаг и думаю, что же я ему скажу…

Ну, просто проявлю вежливость. Поздороваюсь и — умница! — еще раз поблагодарю его за одолженные двадцать фунтов.

Черт, я ему отдала долг? Да или нет?

Отдала. Послала такую миленькую открытку из коричневой бумаги, на которой были нарисованы красные маки, и приложила к открытке чек. Да, точно. Ну, главное не волноваться и быть спокойной и уверенной в себе.

— Здравствуйте! — говорю я, но вокруг стоит жуткий гул, и Люк меня не слышит.

Понятно, почему у всех подруг Фенеллы такие пронзительные голоса. Чтобы пробиться через эту шумовую завесу, нужно выдать не меньше шестидесяти пяти децибелов.

— Здравствуйте! — повторяю я громче, но опять в пустоту.

Люк убеждает в чем-то пожилого человека, а женщина внимательно слушает их. Ни один даже не удостоил меня взглядом.

Это уже неудобно. Стою тут столбом, и меня откровенно игнорирует единственный человек, с которым я могла бы поздороваться в этой толпе. По-моему, больше ни у кого таких проблем не возникает. Почему он не вскакивает в ответ с визгом: «Слышали новость про „Форланд Инвестментс“?» Глупо получается. И что теперь делать? Тихонько убраться за свой столик? Притвориться, что шла в туалет?

Мимо протискивается официант с подносом, толкает меня прямо к столику Люка, и в этот самый момент Люк поднимает голову и смотрит на меня отсутствующим взглядом, как будто первый раз видит, и от испуга у меня в животе бурчит.

— Здравствуйте, Люк! — весело восклицаю я. — Вот, решила подойти… поздороваться!

— Тогда здравствуйте, — отвечает он, помедлив. — Мама, папа, это Ребекка Блумвуд. Ребекка — это мои родители.

О нет! Что я наделала? Я прервала семейную встречу. Надо отступать. Быстро.

— Добрый вечер, — говорю я и слабо улыбаюсь. — Что ж, не буду вас больше отвлекать…

— А откуда вы знаете Люка? — спрашивает миссис Брендон.

— Ребекка — известный финансовый журналист. — Люк делает глоток вина. (Он что, вправду так считает? Ого! Надо будет упомянуть об этом в беседе с Клэр Эдвардс. И с Филипом тоже.)

Я довольно улыбаюсь миссис Брендон, чувствуя себя очень важной персоной. Я — известная журналистка, подошедшая поболтать к известному бизнесмену в известном лондонском ресторане. Круто, да?

— Финансовый журналист? — ворчит мистер Брендон и опускает очки, чтобы получше меня разглядеть. — И что вы думаете по поводу заявления премьер-министра?

Господи, чтобы я еще раз подошла к кому-нибудь в ресторане… да ни в жизнь!

— Ну, — уверенно начинаю я, лихорадочно размышляя, как бы поудачнее изобразить, будто увидела подругу за дальним столиком.

— Папа, вряд ли Ребекка хочет говорить о работе в ресторане, — спасает меня Люк.

— Действительно! — поддерживает сына миссис Брендон и улыбается мне. — Ребекка, какой у вас красивый шарф. Это от «Денни и Джордж»?

— Да! — радостно отвечаю я, довольная, что разговор свернул с заявления премьер-министра. (Что он там еще заявил?) — Купила на распродаже на прошлой неделе!

Краем глаза вижу, что Люк как-то странно смотрит на меня. Почему, интересно? Чего это он такое…

О черт! Дура я, дура!

— На распродаже… для своей тети, — быстро соображаю я. — Купила для тети, в подарок. Но она… умерла.

За столиком все в шоке, молчат. Я и сама с трудом верю, что могла такое ляпнуть.

— Боже мой, — сокрушенно качает головой мистер Брендон.

— Тетя Эрминтруда умерла? — спрашивает Люк не своим голосом.

— Да, — киваю я, заставив себя взглянуть ему в глаза. — Это было ужасно.

— Какой кошмар! — сочувственно вздыхает миссис Брендон.

— Она ведь в больнице лежала? — продолжает Люк, наливая себе воды. — Что у нее было?

Короткая пауза.

— У нее … нога болела.

— Нога? — обеспокоенно переспрашивает миссис Брендон. — А что у нее было с ногой?

— Ну, она вся опухла, а потом случилось заражение. И ногу пришлось ампутировать. Вот она и умерла.

— Господи! — восклицает мистер Брендон. — Эти врачи — вредители! — Он гневно смотрит на меня. — Она лечилась в частной клинике?

— Э-э… м-м… не знаю, — бормочу я, пятясь. Больше не вынесу этого. Ну почему нельзя было просто сказать, что тетя мне этот чертов шарфик подарила? — Приятно было с вами повидаться, Люк. Мне пора — друзья ждут!

Я беспечно машу им рукой, стараясь не встречаться с Люком взглядом, поворачиваюсь и возвращаюсь к Сьюзи. Сердце колотится, как у перепуганного зайца, а лицо красное как помидор. Боже мой, какое поражение.

Но к моменту подачи первого блюда я сумела успокоиться. Еда! Мне приносят морских гребешков, обжаренных на гриле, и, откусив первый кусочек, я чуть не впала в экстаз. После стольких дней дешевой и безвкусной гадости я словно оказалась в раю. Я готова расплакаться — как заключенный, выпущенный на свободу, или как дитя блокады, узнавшее, что наконец-то отменили продуктовые карточки. После гребешков я попросила мясо по-французски с картошкой, от десерта все отказались — все, кроме меня, заказавшей шоколадный мусс. Потому что неизвестно, когда еще я попаду в такой ресторан. Может, мне предстоят несколько месяцев сэндвичей с сыром и кофе из термоса, и ни одного светлого пятна в этом монотонном меню.