— А вот здесь, Хилья, ты ошибаешься. Я отношусь ко второму типу. Мои родители развелись, когда я был совсем маленьким, — продолжал он, не сводя с меня глаз. — Вскоре мама встретила другого мужчину и вышла за него замуж. Матти работал строителем, вообще не пил и очень любил детей. И очень радовался тому, что у новой жены уже был очаровательный кудрявый мальчик. Ему нравилось обнимать и целовать этого мальчика, и, втайне от матери, он просил малыша иногда играть с его пенисом. Он говорил, что это чисто мужские развлечения и маме о них знать необязательно. Но однажды малыш не сдержался и рассказал обо всем маме. И вскоре та пришла с работы раньше времени и увидела, как сын с мужем играют в свои игры. Она тут же выгнала мужа, а сыну сказала, чтобы тот никому не рассказывал о случившемся. И он молчал до тех пор, пока однажды, спустя несколько лет, его лучший друг Давид не поинтересовался, почему Яан не проявляет интереса к девочкам. Он также сказал Яану, что такое бывает и такие мужчины называются гомосексуалистами, но, в общем-то, ничего страшного в таких наклонностях нет. Но именно тогда в голове у Яана сложилось четкое представление, что он не такой, как все, что у него неправильные пристрастия и виноват в этом Матти.
Я не могла выдержать горящего взгляда Яана и опустила глаза. И все же я не испытывала к нему сочувствия. Если однажды с ним обошлись плохо, то почему же он не остановил зло, а пустил его по кругу дальше?
— Так ты все рассказал своему другу? — спросила я, пристально разглядывая морскую даль.
— Не сразу. Для такого разговора нам пришлось так крепко выпить, что на следующий день оба чуть не умерли от страшного похмелья. И на душе у обоих было тошно. У меня оттого, что я рассказал о своей постыдной тайне, а Давиду было стыдно, что он привел меня пьяного домой в три часа ночи и так дерзко отвечал моей матери, что перебудил полподъезда и соседи вызвали полицию, которая в итоге конвоировала Давида домой. После этого случая мы стали неразлучными друзьями и не расставались до тех пор, пока Давид не уехал учиться в Швецию в школу полиции. Я же пошел учиться на полицейского в Эстонии лишь много лет спустя. Я занимался теологией, и Бог подсказал мне, что мое истинное призвание — сражаться против педофилов, насильников и торговцев людьми. В школу полиции я поступил лишь со второго раза, первый раз срезался на экзамене по психологии.
Зазвонил телефон, это была Ваномо. Я сказала Ранду, что мне надо ответить. Этот человек и близко не подойдет к моей сестренке!
— Не волнуйся, золотко. Просто я встретила одного своего знакомого, с которым мне надо кое-что обсудить. Скоро я вернусь к вам. Если вы устали, может, посидите пока где-нибудь в теньке и попьете лимонаду?
— Нет, мы сейчас пойдем смотреть на сов. А твой знакомый, случайно, не рысями занимается?
— Не совсем. Я скоро приду. Передавай совам привет!
— Так ты здесь не одна гуляешь? Уж не Транкова ли ты золотком называешь?
— Не твое дело. К тому же неужели ты думаешь, что я отправила бы его пить лимонад?
— Я не слишком хорошо знаком с его вкусами. Но, похоже, тебя действительно ждут, так что я буду краток. Я закончил школу полиции, много лет проработал рядовым полицейским и затем с помощью Давида получил назначение в эстонское подразделение Интерпола. И я занялся тем, о чем мечтал всю жизнь, — расследованием случаев педофилии.
Я смотрела на медленно приближающийся к острову паром. Среди толпы ожидающих пассажиров виднелись те две девочки, которых разглядывал Ранд. Сам он смотрел в другую сторону, на плывущие по небу облака.
— Шеф решил, что для успешной деятельности необходимо внедриться в круг педофилов, и спросил, есть ли добровольцы. Я согласился. Чтобы на самом деле понять, о чем идет речь, мне надо было испытать это самому.
— Разве закон разрешает так поступать? В Финляндии полицейским категорически запрещено преступать закон даже в целях раскрытия преступления. Или ты написал себе свои законы?
Ранд молчал. Было слышно, как бьется о берег волна и кричат над морем чайки. Затем он тяжело вздохнул и ответил:
— Разумеется, нельзя, и я прекрасно это знал. Девочек было не так много, всего две, и все это мне совсем не понравилось. Я так ничего и не смог сделать, меня даже тошнило. Ну, разумеется, я их везде потрогал так, чтобы позже они могли предъявить мне обвинение в неподобающем поведении в отношении несовершеннолетних. Я знал, что поступаю неправильно, что нарушаю закон… — Ранд снова снял очки, протер их и водрузил на место. — Но в итоге я сделал то, ради чего все это было затеяно. Группу педофилов задержали, и все они предстали перед судом. Но жизнь продолжается, и этих подонков меньше не становится. Поэтому я лишь вздохнул с облегчением, когда меня выгнали из полиции. Давид пытался меня защищать, но ведь и его собственная история далеко не безупречна. Я считаю наказание справедливым, даже мягким. Ведь я мог угодить в тюрьму.
— А вместо этого отправился в монастырь.
— Ты же была в Сан-Антимо и видела, что это далеко не тюрьма. Настоящая тюрьма лишь та, которую сам создашь в своей душе. Пожалуй, монастырь даже слишком гуманное место для таких, как я. Зато, находясь в нем, я мог быть полезен Давиду, а заодно и познакомиться с кругом европейских педофилов, немало из которых действуют под прикрытием католической церкви.
Ранд вздрогнул от порыва холодного ветра, я запахнула куртку поплотнее.
— Зачем ты мне все это рассказал? Я не просила тебя исповедоваться.
— Потому что ты женщина моего ближайшего товарища и нам наверняка еще придется встречаться.
— Странное выражение, ты же знаешь, что никто никому не принадлежит.
— Давид приедет через пару дней. Ты ждешь этой встречи?
— Это тебя не касается.
Я замерзла на ветру и встала. Мне совершенно не хотелось тратить драгоценные минуты свидания с Ваномо на Яана Ранда.
— Так, значит, ты здесь не для того, чтобы наблюдать за маленькими девочками? — еще раз решила уточнить я.
Ранд сидел на обломке скалы, подперев обеими руками голову, и глядел вдаль.
— Какая тебе разница, что я еще скажу? Ты же не перестала меня ненавидеть.
Я разозлилась. Я и в самом деле не знала, что о нем думать, и мне требовалось сначала привести в порядок свои чувства. Я всегда видела действительность в черно-белом цвете и с трудом воспринимала полутона. Встала и направилась в сторону вольера с совами. Ранд что-то крикнул мне вслед, но ветер унес его слова.
Я нашла Саару и Ваномо возле красавца-павлина, который гордо вышагивал по лужайке, издавая странные звуки, похожие на кошачье мяуканье. Он не мог улететь, поэтому его не стали сажать в клетку. Ваномо тоже замерзла, и мы отправились греться в дом Амазонок. Хотелось есть. Я обещала пригласить Саару и Ваномо на обед в ресторан «Санс Ном», Моника горела желанием посмотреть на мою сестру. Мы провели на острове еще около часа, гуляя по дорожкам и рассматривая зверей, при этом я тщательно выбирала маршрут, чтобы не приближаться к клетке с рысями. Я смотрела не только на сестренку, но и на ее маму и заметила, что она часто задерживает взгляд на молодых папашах с малышами на руках или в колясках.