Единственный мой, или Не умею жить без тебя | Страница: 35

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Все нужное я сложила в большую сумку. Паспорт, деньги, разные мелочи. Брюки и пару футболок.

С невольным чувством сожаления я окинула квартиру прощальным взглядом, запоминая ее. Время пролетело так быстро, что кажется, только вчера мы уехали из Ведянска…

Стараясь не поддаваться сентиментальным воспоминаниям, я быстро закрыла дверь и спустилась вниз по лестнице.


Кирилл все больше молчал, что-то взвешивая и размышляя про себя. Однажды я даже не выдержала и прямо спросила, о чем он думает. Он вскинул на меня глаза и сказал, что ни о чем. Я понимала, что он лжет, но спорить не хотелось. Кирилл выжимал из своей машины все, на что она была способна.

Разговаривали редко, останавливались в придорожных кафе и там завтракали-обедали. При этом долго рассиживаться Кирилл мне не давал, он беспокойно оглядывался по сторонам и хмурился. Один раз он даже сказал мне, когда я уплетала жареную картошку и сосиски:

– Оставляй все, мы выходим.

– Что такое? – спросила я, поворачивая голову.

– Не оборачивайся, – резко бросил мне Кирилл, – один тип мне тут не нравится.

Я замерла на месте.

– Что-то подозрительное?

– Мне теперь все везде мерещится, – усмехнулся он. – В таком деле лучше всего перестраховаться. Ты не находишь?

– Выходим? – спросила я.

– Да.

Кирилл вел себя как чужой человек, и я уже начала сомневаться, что я ему нравилась или он был в меня влюблен. Я позвонила домой и сказала, что скоро приеду. Папаня обрадовался и крикнул матери:

– Анна! Давай готовься к приезду.

– Чего ты там говоришь? – донесся до меня голос матери.

– Готовься, – закричал он. – Дочура наша едет в гости.

Через минуту трубку взяла мать, я сказала ей, что ненадолго приеду домой, навестить девчонок, а потом опять уеду.

Кирилл внимательно слушал наш разговор, а затем, когда я повернулась к нему, сказал:

– Лучше им не говорить ни о чем заранее.

– Да ну тебя! – рассердилась я. – Тебе уже везде шпионы мерещатся.

Почему-то теперь он меня раздражал, может быть, тем, что все время молчал?

И от этого моя тревога только усиливалась. Когда же пыталась повернуть разговор на смерть Дашки и исчезновение Алексея, он его обрывал. Словно ему было неприятно говорить об этом. Однажды я его прямо спросила:

– Зачем ты поехал со мной?

– Присмотреть за тобой, – последовал внезапный ответ.

– Я не маленькая.

– Хуже.

– Что ты хочешь этим сказать? – разозлилась я.

– То, что ты нуждаешься в присмотре.

– Это твое мнение. Я вообще тебе не навязывалась.

– Ты хочешь сказать, что тебе навязался я? – услышала я в ответ.

– Типа того.

– Думай как хочешь! – пожал плечами Кирилл. – Если честно – мне без разницы.

– Странный тип странствующего рыцаря! – не выдержав, хмыкнула я. – Сопровождает девушку без ее просьбы по собственному велению души.

– Тебя что-то не устраивает?

– Твое молчание.

– А вот здесь уж – уволь. Строить версии на пустом месте я не стану, а сказать – нечего.

Когда мы въезжали в мой родной город, у меня невольно екнуло сердце: вспомнились глупые наивные мечты, желание прожить всю жизнь с одним-единственным человеком. Если бы я могла прокрутить свою жизнь назад, я бы все сделала в ней по-другому. А как? Не вышла бы замуж за Алексея? Разве это было возможно?

Я вздохнула. Кирилл истолковал мой вздох по-своему.

– О чем-то мечтаешь? – спросил он, прищурившись.

– Ни о чем, – ответила я, отвернувшись и смотря в окно.

– А я-то подумал…

– Что? – вскинулась я.

– Ничего, – буркнул он.

На моих глазах выступили слезы. Мы были с Алексеем счастливы здесь, счастливы в Ведянске; наша жизнь стала рушиться в Москве. Москва нас разъединила. Там появилась рыжая стерва Дашка, и там же Алексей ушел от меня. А теперь я не знаю, где он. И жив ли вообще? Говорят, что в отношении близких людей у нас всегда сильна интуиция, или, как говорила моя мама: «Сердце-вещун». То ли Алексей перестал быть мне близким, то ли моя интуиция умерла вместе со всеми чувствами… я не знала.

– Подтянись! Мы уже приехали.

– Вижу. Неслепая.

– Но сентиментальная.

– Не лезь!


Когда мы проезжали мимо роддома, где я родила старшую, Татьяну, я быстро отвернулась. Мне не хотелось глупых сентиментальных воспоминаний. Но и избавиться от них я не могла…

Родители жили на окраине Феодосии. Я достала сотовый и набрала номер:

– Мам! Мы подъезжаем.

– Все уже готово…

– Как я тебя представлю? – повернулась я к Кириллу.

– Двоюродный брат троюродной тетки.

– А если серьезно?

– Коллега.

– Я же не работаю.

– Тогда сама включай фантазию. Будущий муж не устраивает?

– Твоя фантазия – чисто крейзи. Что мои родители скажут?

– Думай! Тебе же не пять лет.

Я прекрасно понимала, что мои консервативные родители воспримут Кирилла как бойфренда или кандидата в будущие мужья. Мне не хотелось ни того ни другого. Я скрыла от матери факт исчезновения Алексея, но как ей объяснить присутствие Кирилла рядом со мной – я не знала.

Я не была в Феодосии несколько лет, и мне показалось, что она не особо изменилась. Может быть, народу стало больше. Курортный сезон был в полном разгаре, и по улицам фланировали девицы в коротких шортах и топиках, а также семейные пары с облупленными от загара чадами. Родной город вызвал умиление; я знала в нем каждую улочку и тропинку, когда-то я была здесь очень счастлива с Алексеем, но те времена пролетели, будто их и не было.

Пять лет назад родители построили новый дом: добротный, двухэтажный. Умерла родственница отца, жившая в Киеве. Наследников у нее не было, и квартира перешла к моему папане. Старый наш дом купила соседка. У нее сын вот уже пятнадцать лет занимался мелким бизнесом и давно хотел построить отдельный дом для своей семьи – жены и трех пацанов, которые не давали покоя моим родителям, мечтавшим о тишине. Все сладилось довольно быстро: наш дом и киевская квартира были проданы, и родители, купив участок на окраине города, построили новый дом – более просторный и удобный.

Подъезжая к родительскому дому, я чувствовала, как у меня пересыхает во рту. Я волновалась от того, что скоро увижу своих девочек, по которым соскучилась. И от того, что увижу родителей, от которых очень трудно будет скрыть правду.