Кирилл словно прочитал мои мысли.
– Не вздумай ничего говорить родителям, – предупредил он. – Помочь они ничем не смогут, только разволнуешь их понапрасну. Да и лишние разговоры здесь не нужны.
– Я все понимаю, – буркнула я. – Не один ты такой умный.
– Слушай! – Кирилл неожиданно резко затормозил. Я схватилась за ручку дверцы.
– Ты чего?
– Слушай! – повторил он. – Прекрати разговаривать со мной в таком тоне. Поняла? – И он сжал мою руку повыше локтя.
– В каком таком?
– Иронично-издевательском. Ясно?
– Я-ясно, – от волнения я стала заикаться.
– Ну, вот и хорошо, – он выпустил мою руку и сказал, не глядя на меня: – Просто я этого не люблю. Да и, кажется, не заслужил. Ты не находишь?
Я потерла руку – она болела.
– Где твой дом? Говори…
– Предпоследний слева. С красным балкончиком.
– Уже вижу. Чаи любишь на балконах распивать? – и Кирилл подмигнул мне.
Первой меня увидела Настенька, она копалась около клумбы и, увидев меня, издала пронзительный крик:
– Мама!
– Сейчас, сейчас, – шептала я, открывая дверцу машины. – Одну минуту, моя хорошая.
– Мама! – звенел Настенькин голос.
Она раскрыла калитку и понеслась ко мне; с размаху кинулась на шею и повисла на мне.
– Мама приехала! Я знала, я сон видела.
– Какой сон? – спросила я, целуя ее в теплую, нагретую солнцем макушку. – А ты почему без панамки ходишь! Солнышко напечет! Разве тебе бабушка не говорила, что девочки всегда должны шляпки на головах носить?
– Что там такое? – раздался голос матери. Она вышла на крыльцо и стояла, прищурившись.
– Мам! Это я.
– Уже вижу. Пожаловала. Ну, проходи-проходи. Давненько к родным не заглядывала. – В голосе матери звучали нотки укоризны.
– А где Татьяна?
– Ушла к Маше поиграть. Чрез три дома подружка живет. Сейчас батяня за ней сходит.
– Здравствуйте! – Кирилл незаметно вырос рядом.
Мать молчала, переводя взгляд с него на меня.
– Мам! Это Кирилл. Сослуживец… Алексея, – выдавила я. – Бывший сослуживец. Он подвез меня до Феодосии. У него тут дела. Да и отдохнуть он хочет. Это ненадолго…
– Если я вас стесняю, – ввернул Кирилл, – то могу расположиться в гостинице. Нет проблем. Говорите как есть.
– В это лето какой-то бешеный наплыв курортников. Все гостиницы под завязку забиты, и вряд ли вы найдете свободный номер. Останавливайтесь у нас. Не стесните.
– Спасибо, – голос Кирилла был вежливо-почтительный.
Такого голоса у него я еще не слышала.
Подошел отец, и после того как мы с ним обменялись поцелуями, мать отправила его за Татьяной.
Прибежавшая Татьяна расцеловалась со мной и бросила на меня выразительный взгляд. «Где папа? – читалось в ее взгляде. – Мам, ну скажи, не утаивай! Где наш папка-то?»
– Все хорошо, – скороговоркой сказала я, стараясь не встречаться с ней взглядом. – Как ты?
– Нормально, – насупившись, сказала Татьяна. Она очень любила Алексея, и боль от расставания с ним и обида были очень сильны.
– Привет, Танюш! – протянул ей руку Кирилл. – Узнаешь дядю Киру?
Татьяна резко развернулась и пошла в дом.
– Девочка с характером, – протянул он, – ничего… оттает.
– Идите обедать, – кричала мать из кухни. – А то все остынет. Я тут старалась-старалась. Готовила-готовила.
После обеда мать отозвала меня в сторону.
– Кто он тебе? – резко спросила она. – Хахаль, что ли? Так и скажи матери. А то сослуживец, сослуживец… Знаем мы таких сослуживцев…
– Мам! Прекрати! С Кириллом у меня ничего нет. Можешь не волноваться. Мы всего лишь друзья, честное слово!
– А как Алексей? Не звонит он что-то. Раньше девчонкам хотя бы звонил, спрашивал: как они и что, со мной парой слов перекинется. А тут как отрезал. Не случилось ли чего?
Я вздрогнула: возникло искушение – рассказать все матери, припасть к груди, выплакаться, но что-то останавливало меня от этого шага. И я сделала глубокий вдох.
– Наверное, другую семью нашел. Знаешь, как у мужчин это бывает. Другая женщина и все – старая семья не нужна. Закрутились-завертелись по своей орбите, – сказала я, не глядя на мать.
– А ты делала какие-нибудь шаги для сохранения семьи? Пыталась вернуть мужа? Все-таки девчонкам нужен отец. Особенно старшей. Плачет она часто и все об Алексее спрашивает. Она же любимицей его была. Татьянка наша. Помнишь, как она родилась здесь, в Феодосии? Лешка у роддома стоял и все смотрел, когда ты в окошко выглянешь. Иль забыла все? Короткая же у тебя память, Алена! – с упреком сказала мне мать.
Я закусила губу. Ее упреки мне были словно нож в сердце. Ведь все было не так, как думала мать. И от того, что я не могла рассказать ей правду, мне было еще хуже.
– Ладно, мам, что толку обсуждать. Ушел мужик из семьи и ушел. Не я первая – не я последняя. Слезы лить здесь бесполезно. Я их уже все выплакала.
– Чудно как-то, – покачала головой мать. – Словно это говоришь не ты. Я тебя не узнаю, Ален! Ты же так любила Алексея. Он для тебя был всем. Я была, как ты помнишь, не в восторге от вашего брака, но ты настояла на своем. Потом вы уехали. Я хотя и была с самого начала против Лешки, но с годами как-то оттаяла. Пригляделась: вроде мужик неплохой, тебя и девчонок любит. Зарабатывать начал, переехали в Москву. Жить стали по-человечески. Я как мать радовалась за вас, а теперь – что? Все коту под хвост? Было семейное счастье да сплыло?
– Мам! – Я прижала руки к груди. – Не сыпь мне соль на раны. Мне самой тошно, а ты… – мой голос дрогнул.
– Не буду. Иди отдыхай. Кстати, Алку, твою подружку, помнишь?
– Да. А что?
– Умерла она. В прошлом году. Очередной собутыльник ее ножкой от табурета убил. Ударил прямо по виску. Жалко, вы когда-то так дружили.
В груди что-то екнуло. Действительно, жалко было Алку, подругу моего детства и юности… Я вспомнила, как она была осведомительницей Рамила, его сообщницей. Только этим можно было объяснить, как они оперативно следили за нами. Я вспомнила, как она пыталась узнать о наших планах и как однажды, когда мы с Алексеем пришли к ней домой, сразу поспешно оборвала с кем-то разговор по телефону.
С той поры я прекратила с ней всякое общение, мы переехали в Ведянск, и та страница моей жизни была перевернута.
И все же она не заслужила такой конец! Алка, очевидно, так и не смогла найти себе нормального мужчину и связалась с алкашом, который ее и угробил.