— Вы все правильно поняли. Но если вы думаете, что вид вашего умирающего тела будет преследовать меня остаток дней, то напрасно.
— Я на это и не рассчитываю. Почему ты не опубликовала компромат?
— Я решила, что с вашими деньгами вы отвер-титесь.
— И поэтому держала меня в напряжении, а когда я почувствовал облегчение, нанесла удар.
— Так я задумала. Или вы считаете, что это жестоко? Что вы можете сказать в свое оправдание?
— Ничего. — Градский кивнул на столик. — Возьми, это для тебя. Не бойся, я приготовил подарок до того, как понял, что к чему.
Дана открыла шкатулку:
— Лягушка?
— Я видел, она тебе понравилась. Возьми ее.
— Но…
— Послушай меня, пока я еще могу говорить. Знаешь, что самое страшное в этой истории? То, что я влюблен в тебя. Впервые в жизни мне довелось влюбиться в женщину, которая меня ненавидит. В женщину, чью жизнь я разрушил, убив ее близких. Наверное, любовь была послана мне в наказание — чтобы я оглянулся на свою жизнь. Я оглянулся, и ты знаешь, что я увидел. Я совсем не придавал значения тому, что натворил. Думал, я такой, как все. Это удобно. Только однажды начинаешь понимать: с каждого спросится по делам его. С каждого по отдельности.
— Очень трогательно.
— Я знаю, что ты не веришь мне. Это понятно. И если для того, чтобы ты меня простила, тебе нужна моя жизнь — бери ее. Она твоя.
— Я уже взяла ее.
— Ты сможешь когда-нибудь простить меня?
— Может быть. Дело не в том, прощу я вас или нет. Аннушку уже не вернуть.
— Я люблю тебя, Дана Ярош. Я хотел убить тебя, а теперь счастлив, что не убил. Иначе никогда бы не узнал, что значит — любить. Странно шутит судьба. Знаешь, я устал. Скажи, ты довольна?
— Не знаю. Я просто сделала то, что должна была сделать. Жизнь за жизнь. Иного не дано, понимаете, Серж?
— Возьми мой подарок. Пожалуйста.
— Хорошо.
— Не знаю, что в тебе есть такого? Но я люблю тебя.
— Прощайте, Серж. Мне пора.
— Прости меня.
Дана выходит и медленно идет к машине. Какой-то человек подскочил к ней, что-то говорит. Дана встречается глазами с Костей. Для нее все уже в прошлом.
Костя смотрит ей вслед с тихой грустью. Эта яркая женщина ослепила, опалила его, но он не пойдет за ней. Он не способен сделать ее счастливой, потому что не понимает ее и никогда не поймет. Может, у Виталия получится.
Дана садится в машину, Виталий заводит мотор. Они молчат. Они так давно знают друг друга, что им не нужны слова. Все и так ясно. Виталий облегченно вздыхает: все закончилось. Он смотрит на Дану, она сидит безучастная и далекая. Виталий знает, что придет время, и она все расскажет. Или не расскажет, такое тоже может быть, это же Данка!
— Давай заедем, купим всем подарки? — Она смотрит на Виталия вопросительно.
— Конечно. До самолета время есть.
— Я заберу Леку и вернусь сюда. Это его дом. И мой…
— Это я уже понял.
— Для тебя тоже найдется место. Я слышала, продается «Мэрилин».
— Я уже веду переговоры.
— А мне не сказал!
— А ты мне все рассказываешь?
— Один — один.
За окном машины мелькают заснеженные улицы, но Дана знает: скоро весна. А потом лето. Летом облака — белые и пушистые. И ветер пахнет чабрецом.
«Я заберу Леку, он встретит весну в нашем саду. А я… наверное, мне надо заново учиться жить. Учиться жить живой».
За окном машины тихонько кружатся снежинки, рассказывая свою бесконечную зимнюю сказку всем, кому не лень слушать.