Начинался танец живота. С виду самый сложный элемент пляски, а на самом деле просто эффектная игра мышц. Зная, какие из них нужно напрягать, а какие можно оставлять расслабленными, Лали была способна демонстрировать свое мастерство часа полтора кряду.
Только бы не сбиться с ритма! Только бы не сбиться с дыхания!
– Вау! – восхищенно завыли зрители. – Еще! Еще!
Даже Казаев поощрительно улыбнулся, хотя его улыбка не сулила ничего хорошего. Так оно и вышло.
– Не стой на месте, – сказал он, помахивая дымящейся сигаретой. – Шевелись, красавица, шевелись.
– Най-на-нэ-на-нэ-на!
Издав залихватское улюлюканье, перенятое у одной знакомой румынки, Лали поплыла вдоль ряда оскаленных мужских физиономий, продолжая яростно двигать бедрами, как в самый сладострастный момент соития. Ее алые губы держали улыбку, хотя это давалось непросто. Быстро переставлять ноги, исполняя танец живота, она научилась относительно недавно, поэтому тело норовило одеревенеть, сделаться непослушным и неуклюжим. Особенно много усилий Лали затратила при пробежках на цыпочках. Лодыжки и внутренние мышцы бедер начали сводить судороги. Улыбка была готова превратиться в болезненную гримасу.
– Волну! – скомандовал Казаев.
– Волну, ай, волну! – подхватили остальные.
Не подавая виду, как ей тяжело, Лали расставила ноги пошире, вытянулась в струнку и заиграла мышцами живота, забросив руки за голову. Ее движения были манящими, завораживающими. Никто из зрителей не догадывался, что еще несколько минут танца в таком бешеном темпе, и Лали не выдержит…
Нет! Один человек догадывался. Казаев.
– Не устала? – заботливо спросил он.
Какой изощренный садизм! Ему было отлично известно, сколько времени и сил отдавала Лали этому упражнению.
– Нет, мой повелитель, – прерывисто произнесла девушка, не переставая втягивать и выпячивать живот в ритме «Карсиламы».
– А мне кажется, ты мечтаешь сделать небольшой перерыв, – заявил Казаев, с хрустом разламывая гранат.
По его пальцам побежал липкий рубиновый сок, напоминающий кровь.
– Нет, нет, – пропыхтела Лали, не смея прекратить волнообразные движения живота.
– Напрасно, красавица, – насмешливо сказал Казаев. – Почему бы тебе не искупаться? – Он откусил гранат прямо вместе с кожурой. В кармане его белых брюк завибрировал мобильник. Глянув на высветившийся номер абонента, Казаев вскинул руку:
– Стоп! Замри, Лали, не мельтеши перед глазами.
Подчинившись, она застыла в позе индийской статуи, на полусогнутых ногах, с ладонями, обращенными к небу. В этой неестественной позе ей предстояло дожидаться следующего приказа. И небеса оставались глухи к ее молитвам.
Если бы не припадки эпилепсии, Казаев давно бы переплюнул Березовского, таково было его убеждение. Втайне он всегда мнил себя величиной вроде бен Ладена, например. Почему бы и нет? Непыльная работенка и, главное, хорошо оплачиваемая. Стоит приключиться в США политическому кризису или экономическому спаду, как тут же на телеэкранах возникает террорист № 1, угрожая американцам поголовным истреблением. Те, понятное дело, возмущаются, негодуют и нервничают, забывая о подорожании бензина и прочих житейских мелочах. А бен Ладен, ласково улыбнувшись в седую бороду, куда-то исчезает, настолько таинственный и неуловимый, что все спецслужбы мира не способны его найти.
Призрак терроризма бродит по планете.
Казаев не отказался бы занять место бен Ладена. Но мешает болезнь, будь она проклята! Какая из эпилептика телезвезда? Только устроишься в студии «Аль Джазиры», только приготовишься припугнуть неверных, а из глотки повалит пена, и, вместо того чтобы произнести впечатляющую речь, повалишься ты на пол и будешь биться там в корчах, покуда твое эфирное время не истечет.
Однажды с Казаевым приключилась подобная неприятность, и он не хотел еще раз оказаться в таком идиотском положении. Припадок мог начаться когда угодно и от чего угодно. В том числе от яркого света, направленного в глаза. От чрезмерного умственного напряжения. От сильного волнения.
Вот и сейчас Казаев ощущал озноб, слышал непрерывный гул в голове и видел мелькание цветных пиявок перед глазами. Имелись и другие симптомы, предупреждающие о приближении кризиса. Постоянная жажда, отсутствие аппетита, резкие смены настроения, нарушение восприятия предметов. Когда Казаев вытаскивал из кармана телефон, тот казался ему неправдоподобно большим, а когда трубка была поднесена к уху, она вдруг сделалась совсем крошечной, того и гляди провалится в ушную раковину.
– Алло, – произнес Казаев, уставившись в пупок стоящей напротив Лали.
Только две вещи в этом мире успокаивали в периоды обострения эпилепсии. Юные девушки и танцы. Вот почему всегда и повсюду рядом с Казаевым находилась очередная танцовщица. Это была его панацея. Универсальное средство, позволяющее удержаться на краю черного провала беспамятства. Если Казаев примерно накажет Лали, то где взять другую девушку, которая будет веселить днем и ублажать ночью? В полудикой Болгарии не купишь танцовщицу, здесь не торгуют дочерями и не сдают их напрокат. Отсталая страна, темный народ, невежественный. Сколько веков турки приучали болгар к культуре, а они как жили по старинке, так и живут. Ни мечетей, ни гаремов…
Задумчивый транс мешал адекватно воспринять сбивчивую речь Аркана. Но, уловив имя Ивана Юрьева, Казаев переложил телефонную трубку в другую руку и распорядился:
– Не трещи, как сорока. Говори четко и ясно. Он и его девка остались живы? Почему, сын ослицы и шакала? Ты не способен сбросить несколько камней куда следует?
– Способен, – поспешно ответил Аркан. – Видели бы вы, сколько камней обрушилось на их головы!
– И?
– Их спасло чудо.
– Тогда ты тоже уповай на чудо, – проскрежетал Казаев, преодолевая головокружение, готовое затянуть его в водоворот обморока. Его меркнущий взгляд наткнулся на серьгу, вставленную в пупок Лали. – Скорее иди ко мне, радость моя, – позвал он, еле ворочая заплетающимся языком. – Сядь у моих ног и возьми меня за руку.
– Я могу больше не танцевать? – не поверила своим ушам девушка.
– Как же я сяду у твоих ног? – с отчаянием воскликнул Аркан, решивший, что хозяин обращается к нему. – Чтобы добраться до яхты, нужно найти катер.
Казаев промолчал, скрипя зубами. Но прикосновение девичьей руки принесло облегчение. Предобморочная одурь отступила, в ушах прекратился трансформаторный гул, перед глазами больше не мельтешили яркие точки и запятые. А мысли вновь обрели привычную ясность.
Криво усмехнувшись, Казаев погладил Лали по склоненной к его коленям голове и предложил:
– Расскажи все сначала. Не перескакивая с пятого на десятое. Подробно, спокойно, обстоятельно. А если ты не способен сделать это, то зачем тебе язык? Прикажу вырвать его – и дело с концом. Понял, безмозглый баран?