Юрьев пожал плечами.
– Полагаю, – произнес он, – господь меня силой не обделил.
– А вот мы сейчас поглядим, – сладко улыбнулся Казаев. – Газман! Ну-ка, продемонстрируй свой коронный удар правой. Если наш гость устоит на ногах, то честь ему и хвала. Но в этом случае ты сам, Газман, отправишься на подводную охоту. Понимаешь, о чем я?
Судя по побледневшему лицу Газмана, он понимал.
Это был невысокий, но крепко сбитый человек с лоснящимся мускулистым торсом. Танцующие шажки, которыми он двинулся к Юрьеву, выдавали в нем боксера. Не самого лучшего пошиба. С ним можно было бы продержаться пару раундов, а то и попытаться отключить его точным ударом в подбородок, однако Юрьев предпочитал зарекомендовать себя никудышным бойцом.
– Иди, иди сюда, – поманил он пальцем Газмана, изображая кураж, который якобы требовался ему для того, чтобы преодолеть страх. – Я тебя сейчас на куски рвать стану. Я тебе…
Газман, хоть и не был профессиональным боксером, явно дрался не впервой, а потому не стал слушать противника и вступать с ним в словесную перепалку. Подобрался на расстояние удара, дождался, пока Юрьев пошире откроет рот, и припечатал его нижнюю челюсть кулаком.
Зрители ахнули. Никогда еще не видели они столь мощного удара! Юрьев не просто упал, он отлетел на два метра, после чего кувыркнулся через голову, нелепо взбрыкнув ногами, и замер, распластанный, как морская звезда. Это был эффектный трюк. Рассчитанный до миллиметра, до доли секунды. В тот самый момент, когда кулак соприкоснулся с его подбородком, Юрьев оттолкнулся от палубы и прыгнул назад, закончив полет падением. Безупречная техника. Потрясающее зрелище.
Слегка недоумевая, Газман уставился на свой кулак, ища на нем ссадины. Пошевелил пальцами, опасаясь, что переломал их, вложив в хук все силы. Все было нормально. Тогда он посмотрел на благосклонно улыбающегося Казаева. Перевел взгляд на боевиков, вопящих, гогочущих и топающих ногами от восторга. Морщины на его лбу разгладились. На губах появилась торжествующая улыбка.
– Здорово я ему вмазал, – похвастался он, подбоченившись. – Я и быка могу свалить одним ударом.
– Сам ты бык, – просипел Юрьев, принимая сидячую позу. – Это было не по правилам. Я не приготовился.
Заявление вызвало бурю издевательского хохота. Даже Казаев смеялся со всеми, хотя его глаза сохраняли застывшее змеиное выражение. Потирая якобы ушибленную челюсть, Юрьев поднялся, раздвинул ноги циркулем и проворчал:
– Расхрюкались, хряки? Довольны? Вас много, а я один, да?
Смех стих, словно кто-то выключил радио.
– Что-о? – протянул бритый наголо чеченец. – Ты кого это свиньями обозвал?
Остальные боевики, не сговариваясь, подались вперед. Подай Казаев команду «фас», и они набросились бы на Юрьева, как свора злобных псов. Но команды не последовало. Казаев успокаивающе помахал холеной рукой, унизанной перстнями:
– Не обращайте внимания. Какое вам дело до трупа?
– Где труп? – спросили в толпе.
Задавший вопрос остановился в развитии где-то в десятилетнем возрасте. Понимал все буквально, тогда как Казаев обожал крылатые фразы и пышнословия.
– Вот труп, – сказал он, кивая на Юрьева. – Еще не смердит, но близок к тому. Вот-вот наложит в штаны. С русскими это случается.
Бандиты зашлись новым взрывом хохота, лишь обритый наголо не веселился, сверля Юрьева полным ненависти взглядом.
– Русский меня оскорбил, – процедил он. – Разреши мне нарезать из него ремней, а то, что останется, бросить на корм крабам.
– Расслабься, – сказал Казаев. – Все расслабьтесь. Ступайте вниз и наслаждайтесь обществом девочек. Я сегодня добрый. – В его глазах было что угодно, только не доброта. – Займусь гостем сам. Но прежде чем вы уйдете, я задам нашим красавицам один вопрос. Каким образом вы познакомились с моим не в меру любопытным другом?
– Он сам с нами познакомился, – ответила Вера, украдкой бросив на Юрьева сочувственный взгляд. – Объявил, что отвезти нас на яхту поручено ему. Представился Иваном. Больше нам ничего не известно.
– Ничего, – хором подтвердили Люба и Надя.
– Зато мне кое-что известно, – хитро прищурился Казаев. – Русский Иван возомнил себя Джеймсом Бондом. Вчера он шлялся по берегу, обдумывая, как незаметно пробраться на мой корабль. Но он и его подружка не учли, что в горах случаются камнепады. Не учли они также того, что мы, воины великой Ичкерии, значительно умнее всех болгар и русских, вместе взятых. Иван-дурак едва не утонул вчера, а сегодня решил попытать счастья снова. Но удача повернулась к нему спиной. – Казаев понюхал дуло своего пистолета и закатил глаза, словно его ноздри уловили самый изысканный парфюмерный аромат в мире. – Я все правильно рассказал, Иван? Ничего не напутал?
Юрьев опустил голову. Боевики заржали и затопали ногами. Проститутки тоже смеялись, хотя их губы кривились от страха. Казаев направил пистолетный ствол в живот Юрьева:
– Надгробной надписи у тебя не будет, но последнее слово за тобой. Хочешь что-нибудь сказать перед смертью? Не каждому выпадает такая возможность, клянусь Аллахом.
«Эпилептики, как дети, – прозвучало в мозгу Юрьева. – Любят сказки, безделушки, речь их зачастую пестрит витиеватыми выражениями».
– Спасибо, – произнес он. – Мои последние слова будут такие. Я много знал и уношу свои тайны в могилу.
В хохоте боевиков прорезались новые, уважительные нотки. На глазах Любы выступили слезы. Кажется, она была самой сентиментальной из проституток. Ничего, сейчас ее напоят, разложат на узкой койке, и ей станет не до Юрьева, не до его судьбы. Немного обидно, но справедливо. Разве просуществовал бы наш мир столько тысячелетий, если бы люди принимали близко к сердцу чужую смерть?
Палец Казаева на спусковом крючке побелел. Юрьев посмотрел ему в глаза, хотел было пренебрежительно усмехнуться, но вместо этого сглотнул слюну. Он не был героем или суперменом. Ему было страшно.
Выстрел так и не прозвучал. Юрьев слушал совсем другие звуки. Пронзительные крики чаек, в которые, по древней легенде, вселяются души погибших моряков. Приглушенные стоны, гогот и сладострастные похрюкивания, доносящиеся из кубрика, превратившегося в хлев для свинской оргии. Плеск волн, набегающих на яхту. И насмешливый голос Казаева, наслаждающегося беспомощностью пленника.
Юрьев опустил голову. В полном соответствии со своей ролью, по которой ему пришлось встать на колени. Он был удручен и подавлен. Ему плохо давалась рабская покорность.
Разведчикам не привыкать проходить через унижения. Почти каждому приходится подвергаться допросам, томиться под арестом, питаться отбросами, подчиняться обстоятельствам и терпеть боль. И все же некоторые вещи душа не принимает. Бывают случаи, когда действуешь через силу.