— Я не знал о Принце Эдуарде, — признался Алекс. — Впрочем, бывают моменты, когда не нужно никакой рекламы — только средства передачи достоверной информации. Несколько минут назад у меня не было таких средств, только достоверная информация, но этот пробел только что восполнился… Подойди, Круппи — только ты пока, и не приближайся к окну. Глянь между занавесками.
Русский сделал, как ему сказали: подошел к Конклину и слегка отодвинул складки кружева от стены.
— Что ты видишь? — спросил Алекс, указывая на видавший виды коричневый автомобиль внизу на авеню Монтейн. — Не очень вписывается в этот район, как думаешь?
Крупкин не стал отвечать. Вместо этого он выхватил из кармана миниатюрную рацию и нажал кнопку трансмиттера.
— Сергей, коричневый автомобиль примерно в восьмидесяти метрах вниз по улице от подъезда…
— Мы знаем, сэр, — перебил его помощник. — Мы следим за ним, и, если обратите внимание, наша поддержка припаркована через дорогу. Это дряхлый старик, который еле движется — способен разве что выглянуть в окно.
— У него есть в машине телефон?
— Нет, товарищ, и за ним пойдут и помешают ему, если он решит выйти из машины, так что внешние звонки исключаются, если только вы не прикажете иначе.
— Я не прикажу иначе. Спасибо, Сергей. Конец связи, — русский посмотрел на Конклина. — Старик, — сказал он. — Ты видел его.
— Лысый и все такое, — кивнул Алекс. — Он не дурак; он уже занимался этим раньше и знает, что за ним следят. Но не может уехать, потому что боится пропустить что-то важное, и если бы у него был телефон, на Монтейне были бы еще и другие.
— Шакал, — сказал Борн, шагая вперед, и остановился, вспомнив приказ Конклина держаться подальше от окна.
— Теперь понял? — спросил Алекс, обращаясь к Крупкину.
— Конечно, — улыбнулся кагэбэшник. — Вот почему тебе понадобился лимузин из нашего посольства. После нашего отъезда Карлосу сообщат, что за нами был выслан дипломатический автомобиль, и зачем еще нам здесь быть, кроме как чтобы допросить мадам Лавьер? Кроме того, в моей святейшей компании был индивид высокого роста — возможно, Джейсон Борн — и другой, менее высокий и хромой индивид — что подтверждает версию о Джейсоне Борне… Наш нечестивый альянс, таким образом, установлен и обнаружен. И, очевидно, в течение нашего грубого допроса мадам Лавьер кто-то в пылу упомянул информатора Шакала на площади Дзержинского.
— О котором я узнал через Санчеса из «Сердца солдата», — промолвил Джейсон. — Значит, за Доминик есть надежный наблюдатель — один старик из армии стариков Карлоса — чтобы удостоверять ее информацию… Должен сказать, Святой Алекс, твой змеиный мозг еще не утратил свою проницательность.
— Кажется, я слышу знакомого профессора… Я уж думал, он нас покинул.
— Покинул.
— Не надолго, надеюсь.
— Отлично, Алексей. Ты еще в форме; можешь по-прежнему воздерживаться, если должен, как это мне ни прискорбно… Всегда нюансы, верно?
— Ну, не всегда, — возразил Конклин, покачав головой. — Как правило, это глупые ошибки. Например, нашей новой коллеге, Доми , как ты ласково ее зовешь, говорили, что ей все еще доверяют — а на самом деле нет, не совсем. И к ней приставили старика, чтобы тот следил за ее квартирой, — ничего особенного, просто маленькая страховка в машине, не вписывающейся в улицу с «ягуарами» и «роллс-ройсами».
— Дай-ка поразмыслить, — сказал Крупкин. — Хотя ты и превосходил всегда меня в этой сфере, Алексей, я предпочитаю лучшее вино самым смелым мыслям, хотя последние — и в моей, и в твоей стране — неизбежно ведут к первому.
– Дьявол! — воскликнула Доминик Лавьер, гася сигарету. — О чем эти два идиота говорят?
— Поверьте, они нам скажут, — ответил Борн.
— Как уже неоднократно сообщалось и повторялось в секретных кругах, — продолжил русский, — много лет назад мы вытренировали в Новгороде ненормального, и много лет назад мы бы всадили ему пулю в лоб, если бы он не сбежал. Его методы, если их санкционирует какое-нибудь легитимное правительство, особенно такое как две наши сверхдержавы, приведут к конфронтациям, которые ни один из нас не может допустить. Однако изначально он был настоящим революционером с большой буквы Р, а мы, держатели наследия революции, лишили его наследства… В его глазах это было большой несправедливостью по отношению к нему, и он никогда этого не забудет. Его всегда будет тянуть к материнской груди, потому что здесь он родился…
— Но вы отвергли его, — сказал Джейсон сухо, — и он хочет восстановить свою репутацию. Он хочет быть признан лучшим киллером, какого вы когда-либо тренировали. Его психопатическое эго стало базой всему тому, что нам с Алексом удалось достичь… Санчес говорил, он постоянно хвастался своими кадрами в Москве: «Всегда Москва, это его навязчивая идея», — так он сказал. Единственным конкретным человеком, о котором он знал — и то не по имени — был крот Карлоса в КГБ, но, по его словам, Карлос уверял, что у него есть и другие на ключевых позициях в разных влиятельных министерствах, которым он, как монсеньер, годами высылал деньги.
— Значит, шакал думает, что формирует себе группу поддержки внутри нашего правительства, — заметил Крупкин. — Несмотря ни на что, он все еще верит, что сможет вернуться. Он действительно эгоистичный маньяк, но никогда не понимал русскую душу. Он может на какое-то время подкупить несколько циничных случайных людей, но они обеспечат свое будущее, а затем обернутся против него же. Никто не хочет оказаться на Лубянке или в сибирском гулаге. Потемкинская деревня Шакала сгорит дотла.
— Тем больше для него причин поспешить в Москву, попробовать убавить дровишек в костре, — сказал Алекс.
— Что ты хочешь сказать? — спросил Борн.
— С разоблачением человека Карлоса на площади Дзержинского начнется пожар; он поймет это. Единственный способ предотвратить это — поехать в Москву и сделать выбор: либо его информатор избежит службы расследования внутренней безопасности, либо Шакалу придется его убить.
— Я забыл, — перебил Борн. — Санчес еще кое-что сказал… Большинство русских на содержании Карлоса говорят по-французски. Ищите человека в Комитете, знающего французский.
Снова запищала рация Крупкина. Он достал ее и сказал:
— Да?
— Не знаю, как и почему, товарищ, — прозвучал натянутый голос Сергея, — но только что к подъезду подрулил посольский лимузин. Клянусь, я не понимаю, что происходит!
— Зато я понимаю. Я его вызвал.
— Но все ведь увидят посольские флаги!
— Включая, надеюсь, и бдительного старика в коричневой машине. Мы скоро спустимся. Конец связи, — Крупкин обернулся к остальным. — Машина подана, джентльмены. Где мы встретимся, Доми? И когда?
— Сегодня вечером, — ответила Лавьер. — Будет показ в «Ла Галери д’Ор» на Рю де Парадис. Художник — молодое дарование, которое хочет стать рок-звездой или вроде того, но он сейчас в моде, и там будут все.