– С тобой все в порядке.
– Отлично, тогда я встаю.
Шон начал стаскивать ночную рубашку.
– Нет, пока тебя не осмотрит врач.
– Канди, если этот ублюдок переступит порог моей комнаты, я так ему врежу, что его зубы пойдут маршировать по спине, как солдаты.
Канди повернулась к подносам с завтраком, пряча улыбку.
– Разве можно так разговаривать с дамой? Но не волнуйся, это не Симмондс.
– А где Дафф?
– Принимает ванну, потом придет и позавтракает с тобой.
– Я его подожду, а пока дай мне кофе. Вот умница.
Она принесла ему кофе.
– Твой дикарь с самого утра встал лагерем у моей двери, хочет тебя видеть. Мне пришлось приставить вооруженного охранника к твоей комнате, чтобы не пускать его.
Шон рассмеялся.
– Пошлешь его ко мне, Канди?
Она прошла к двери и остановилась, уже взявшись за ручку.
– Я рада снова тебя видеть, Шон. Больше никогда не делай таких глупостей, ладно?
– Обещаю, – заверил Шон.
И тут же вошел Мбежане и остановился у дверей.
– Нкози, ты здоров?
Шон, не отвечая, смотрел на перевязанные и вымазанные йодом руки Мбежане и на темно-бордовую с золотом ливрею. Потом лег на спину и посмотрел в потолок.
– Я послал за своим слугой, а вместо него пришла обезьяна на цепи. – Мбежане стоял неподвижно, лицо его оставалось бесстрастным, но в глазах была боль. – Ступай, найди моего слугу. Ты его узнаешь – он одет как зулусский воин.
Прошло несколько секунд, и мышцы живота Мбежане затряслись от смеха; потом дрогнули плечи, и улыбка появилась в углах рта. Он неслышно закрыл за собой дверь, а когда вернулся в своей набедренной повязке, Шон улыбнулся ему.
– Ага! Я вижу тебя, Мбежане.
– И я вижу тебя.
Мбежане стоял у кровати, и они разговаривали. Мало говорили об обрушении и совсем не говорили об участии Мбежане в спасении. Они понимали друг друга, и слова могли только нарушить это понимание. Может, они поговорят об этом потом, но не сейчас.
– Тебе понадобится завтра карета? – спросил наконец Мбежане.
– Да. А теперь иди. Поешь и выспись.
Шон протянул руку и коснулся руки Мбежане. Легкий физический контакт, почти виноватое прикосновение – и Мбежане исчез.
Потом пришел Дафф в шелковом халате, и они ели с подносов яйца со стейком, и Дафф послал за бутылкой вина – чтобы еще раз промыть горло от пыли.
– Говорят, Франсуа все еще в «Светлых ангелах», пьет с тех пор, как выбрался из ствола.
– Когда протрезвеет, пусть приходит в контору и возьмет расчет.
Шон сел.
– Ты его увольняешь?
– Я дам ему такого пинка, что он будет лететь до самого Кейптауна.
– За что? – спросил Шон.
– За что? – повторил Дафф. – За то, что убежал, вот за что!
– Дафф, он ведь пережил обрушение в Кимберли, верно? Ты сам рассказывал.
– Да, он сломал там ногу.
– Знаешь, что я тебе скажу? Если я опять попаду в такой переплет, я тоже убегу.
Дафф, не отвечая, наполнил вином стаканы.
– Пошли за ним в «Светлых ангелов», пусть ему скажут, что спиртное вредно для его печени, это его отрезвит. Пусть ему передадут, что если завтра он не выйдет на работу, мы урежем ему оплату, – сказал Шон.
Дафф удивленно посмотрел на него.
– Что?
– У меня было время подумать, пока я лежал там в дыре. И я решил: чтобы подняться на вершину, не обязательно топтать всех встречных.
– А, понимаю, – улыбнулся своей кривой улыбкой Дафф. – Рождественская решимость делать добро в августе. Что ж, тогда все в порядке, а то я уж думал, что тебе на голову упал камень. У меня такое тоже бывает.
– Дафф, я не хочу, чтобы Франсуа увольняли.
– Хорошо, хорошо, пусть остается. Если хочешь, откроем в конторе столовую для бедных, а «Ксанаду» превратим в богадельню.
– Да иди ты! Я просто думаю, что нет необходимости увольнять Франсуа, вот и все.
– Да кто спорит? Я ведь согласился с тобой, верно? Я глубоко уважаю такие решения. Я и сам постоянно их принимаю. – Дафф подвинул свой стул к кровати. – Кстати, я совершенно случайно прихватил с собой колоду. – Он достал карты из кармана халата. – Не хочешь партию в клейбджес?
Шон успел проиграть пятьдесят фунтов, пока его не спасло появление нового врача. Врач простучал ему грудь, заглянул в горло, выписал рецепт и велел остаток дня провести в постели. Он как раз уходил, когда появились Джок и Тревор Хейнсы. Джок смущенно протянул Шону букет.
Тут в комнате начало становиться людно: прибыли остальные биржевики, кто-то принес ящик шампанского, в одном углу начали играть в покер, в другом говорили о политике.
– Кем он себя считает, этот Крюгер, Богом? Знаете, что он сказал, когда мы в последний раз обратились к нему с требованием предоставить право голоса? «Протестуйте, протестуйте, у меня есть ружья, а у вас нет!»
– Три короля выигрывают, ты прячешь карты!
– «Консолидейтид» будут расти, к концу месяца они дойдут до тридцати шиллингов, увидишь!
– А налоги? На двадцать процентов повышают налог на динамит.
– Новая штучка в «Опере». У Джока на нее сезонный билет, а никто ее еще не видел.
– Эй вы, прекратите! Если хотите подраться, выйдите – это все-таки комната больного.
– Бутылка пуста, открой новую, Дафф.
Шон проиграл Даффу еще сотню, а в самом начале шестого вошла Канди. Она пришла в ужас.
– Вон! Все вон!
Комната опустела так же быстро, как заполнилась, и Канди принялась собирать сигарные окурки и пустые бутылки.
– Вандалы! Кто-то прожег дыру в ковре… и весь стол залили шампанским!
Дафф закашлялся и плеснул себе новую порцию.
– Тебе не кажется, что с тебя довольно, Даффорд? – Дафф поставил стакан. – Кстати, тебе пора переодеться к обеду.
Дафф подмигнул Шону, но ушел.
После обеда Дафф и Канди вернулись к Шону с ликером.
– Спать, – приказала Канди и принялась опускать шторы на окнах.
– Еще рано, – возражал Дафф, но безуспешно. Канди задула лампу.
Шон не устал, он весь день пролежал в постели, а теперь его мозг был перевозбужден. Он закурил сигару и слушал уличные звуки под окнами; только после полуночи ему удалось задремать.
Проснулся он с криком – темнота снова навалилась на него и душила. Он попытался прогнать это ощущение и в темноте прошелся по комнате.