Ему нужны воздух и свет. Шон наткнулся на толстый бархатный занавес и запутался в нем. Вырвался, ударив плечом во французское окно; окно разбилось, и он оказался на балконе, на холоде, под яркой луной.
Шон глотал прохладный воздух, пока его дыхание не выровнялось. Потом вернулся в комнату, зажег лампу и прошел в пустую спальню Даффа. На ночном столике лежал экземпляр «Двенадцатой ночи», и Шон забрал его к себе в комнату. Он поставил рядом лампу и заставлял себя читать напечатанные слова, хотя они не имели никакого смысла. Читал он, пока за окнами не посерело, и только тогда отложил книгу.
Он побрился, оделся и по черной лестнице спустился во двор гостиницы. Мбежане он нашел у конюшни.
– Седлай серого.
– Куда ты, нкози?
– К дьяволу.
– Тогда я с тобой.
– Нет, я вернусь до полудня.
Он проехал к «Глубокой Канди» и привязал лошадь у здания конторы. В приемной сидел сонный клерк.
– Доброе утро, мистер Кортни. Я могу быть вам полезен?
– Да. Найдите мне комбинезон и каску.
Шон прошел к третьему стволу. Земля подмерзла и хрустела под ногами, солнце только что поднялось над восточным хребтом Витватесранда. Шон остановился у помещения с лебедкой и поговорил с рабочим.
– Новая смена уже спустилась?
– Час назад, сэр. – Рабочий явно удивился, увидев его. – Ночная смена кончила взрывать в четыре утра.
– Хорошо, опустите меня на четырнадцатый уровень.
– Четырнадцатый уровень сейчас пуст, мистер Кортни, там никто не работает.
– Да, знаю.
Шон прошел к стволу. Зажег карбидную лампу и, дожидаясь клети, посмотрел на долину. Воздух чист, и солнце отбрасывает длинные тени. Все имеет четкие контуры. Он уже много месяцев не вставал так рано и почти забыл, каким свежим и радостным бывает начало нового дня. Перед ним остановилась клеть. Шон глубоко вдохнул и вошел в нее. Достигнув четырнадцатого уровня, он вышел и нажал сигнал подъема. Клеть ушла, и он остался под землей один. Пошел по туннелю; эхо его шагов шло с ним. Шон вспотел, щека задергалась – он дошел до плоскости забоя и поставил лампу на пол. Убедился, что спички в кармане, и задул лампу. На него навалилась темнота.
Хуже всего были первые полчаса. Дважды он брал в руки спички, готовый зажечь, и дважды останавливал себя.
От пота под мышками образовались холодные влажные пятна, темнота заполняла открытый рот и душила. Приходилось бороться за каждый глоток воздуха: вдыхать, удерживать, выдыхать. Вначале он упорядочил дыхание, потом медленно-медленно взял под контроль сознание и понял, что победил. Подождал еще десять минут, спокойно дыша и расслабленно сидя спиной к стене туннеля, потом зажег лампу. Возвращаясь к подъемнику и вызывая его, он улыбался. Поднявшись на поверхность, вышел и закурил сигару; бросил горящую спичку в открытое жерло ствола. До свидания, маленькая дыра.
И пошел к административному зданию.
Он не знал, что третий ствол «Глубокой Канди» отнимет у него нечто не менее ценное, чем мужество, и что то, что шахта отнимает, она не возвращает. Но это он узнает лишь через много лет.
К октябрю «Ксанаду» был почти закончен. Как обычно, они втроем поехали туда в субботу.
– Строитель отстает от графика всего на шесть месяцев и говорит, что к Рождеству закончит. У меня не хватило смелости спросить, к какому Рождеству, – заметил Шон.
– Это все изменения, которые придумала Канди, – сказал Дафф. – Она так запутала беднягу, что он уже не знает, мальчик он или девочка.
– Что ж, если бы со мной посоветовались с самого начала, это избавило бы нас от многих сложностей, – сказала им Канди.
Карета свернула в мраморные ворота, и они осмотрелись. Газоны уже ровные и зеленые, а жакаранды по сторонам подъездной дороги выросли до плеча.
– Похоже, он оправдывает свою репутацию, этот садовник, – довольно сказал Шон.
– Не называй его садовником в глаза, он обидится. Он садовод, – с улыбкой сказал Дафф.
– Кстати о названиях, – вмешалась Канди. – Не кажется ли вам, что «Ксанаду» слишком… необычное имя?
– Вовсе нет, – возразил Шон. – Я сам его выбрал. Мне оно кажется очень хорошим.
– Оно не вполне приличное. Почему бы не назвать дом «Красивые Дубы»?
– Во-первых, потому что на пятьдесят миль в округе нет ни одного дуба. А во-вторых, потому что дом уже называется «Ксанаду».
– Не сердись, я только предложила.
Строитель встретил их у конца подъездной дороги, и они начали осматривать дом. Это заняло час. Потом они оставили строителя и пошли в сад. Садовника с группой туземцев они нашли на северной границе участка.
– Как дела, Юбер? – поздоровался с ним Дафф.
– Неплохо, мистер Чарливуд, но на все нужно время, знаете ли.
– Ну, пока вы отлично справляетесь.
– Вы очень добры, сэр.
– А когда начнете выращивать лабиринт?
Садовник удивился; он посмотрел на Канди, раскрыл рот, закрыл и снова посмотрел на Канди.
– Ах да, я велела Юберу не делать лабиринт.
– Почему? Мне хочется лабиринт с того времени, как я ребенком побывал в Хэмптон-Корте. Мне нужен собственный лабиринт.
– Это совсем не модно, – ответила Канди. – Лабиринты занимают много места, а посмотреть не на что.
Шон думал, что Дафф будет спорить, но тот промолчал.
Они еще немного поговорили с садовником, вернулись по лужайкам к дому и остановились перед часовней.
– Даффорд, я оставила зонтик в карете. Будь добр, принеси.
Когда Дафф ушел, Канди взяла Шона под руку.
– Красивый получается дом. Мы будем в нем очень счастливы.
– Вы назначили время? – спросил Шон.
– Хотим сначала достроить дом, чтобы сразу въехать. Думаю, в феврале следующего года.
Они подошли к часовне и остановились перед ней.
– Какая красивая маленькая церковь, – мечтательно сказала Канди. – И как замечательно Даффорд придумал – обзавестись собственной церковью.
Шон неловко поерзал.
– Да, – согласился он, – мысль очень романтическая. – Он оглянулся через плечо и увидел подходящего к ним Даффа. – Канди, это не мое дело. Я ничего не знаю о браке, но знаю, что объезжать лошадей надо, не сломав им спину раньше, чем сядешь в седло.
– Не понимаю, – удивилась Канди. – Что ты хочешь сказать?
– Ничего, забудь. Вот и Дафф.
* * *
Когда они вернулись в гостиницу, в приемной Шона ждала записка. Они прошли в главную гостиную, а Канди отправилась на кухню проверять, как готовится обед.