– Что касается убийства из ревности, то это полная чушь, когда кассету просмотрите, сами в этом убедитесь. И теперь второй вопрос: почему они оба дома были, то есть почему они в будний день днем находились не на работе, хотя все соседи знали, что они много работали и дома бывали только по выходным?
– Хороший вопрос. Она сказала на работе, что телемастера ждет и отпросилась на полдня. А ему на работе ни перед кем отчитываться не надо было, так что он просто заехал домой на некоторое время.
– Точно, телевизор-то у них неисправен был, изображение дергалось! Ну что ж, ищите телемастера.
В это время на кухне появился кот Бейсик. Надежда и то уже удивлялась, как это он не приходит знакомиться с новым человеком. Бейсик у них был очень общительный, к тому же рыжая шерсть очень красиво смотрелась на любой одежде, особенно на темных брюках и юбках. Мужчин Бейсик приветствовал, потершись о брюки, а к женщинам запрыгивал на колени.
Бейсик постоял на пороге, присматриваясь, потом как-то неуверенно сделал шаг вперед, в это время гость обернулся и посмотрел коту в глаза. Бейсик мгновенно выгнул спину, взъерошился, распушил хвост, сделавшись из довольно обычного полупушистого кота полностью пушистым, глаза его загорелись неестественным блеском, словом, кот имел вид очень эффектный.
«Пожалуй, не врал тот алкаш, который продал нам в свое время котенка, что бабушка Бейсика была ангорская кошка», – с гордостью подумала Надежда.
Бейсик между тем подпрыгнул на месте, перевернулся прямо в воздухе и удалился из кухни, причем все это в полном молчании, Надежда только плечами пожала.
Она отдала гостю кассету, ответила на некоторые его вопросы, многое он и так уже знал от загипнотизированной Марии Петровны.
– А все-таки, кто же вы такой?
– Я – частный сыщик, хожу, где вздумается, и гуляю сам по себе, – отшутился он.
Из окна кухни была видна трамвайная остановка, вот подъехал трамвай и показалась знакомая фигура. Надежда повернулась.
– Вон муж идет, ваше время истекло.
– Еще последний вопрос, соседи ваши не рассказывали, ничего необычного с ними не происходило в последнее время?
«Ни за что про сумку не скажу, – подумала Надежда, – тебя наняли их убийцу искать, ты и ищи, а так пойдет разбирательство, еще Милку впутают, нет, не скажу».
Он уже одевался в прихожей, по мнению Надежды, слишком медленно.
– Послушайте, мне бы не хотелось, чтобы вы с мужем в дверях столкнулись.
– Я понял, понял, не волнуйтесь.
Надежда открыла дверь, лифт ехал наверх, и в нем, судя по всему, был муж. Ее гость шагнул через порог и растворился в темноте за долю секунды до того, как двери лифта раскрылись на их этаже.
– Профессионал! – усмехнулась Надежда.
Бейсика обнаружили на шкафу после долгих поисков, зарывшегося в старые газеты и испуганно вздрагивающего.
Наконец мы с Надеждой нашли эту вторую хирургию, спросили там Олю, и нам показали дверь реанимации. В коридоре было пустынно и тихо, посетители ушли, ходячие больные смотрели телевизор в холле. К нам вышла молоденькая сестричка, потом позвали Олю. Девчонки смотрели на меня с любопытством. Я в грязь лицом не ударила – сегодня с полдня начала наводить красоту. Так что Борька даже ревниво спросил, куда это я собираюсь. Я загадочно промолчала – пусть помучается, а то ишь какой, пришел, покаялся, и сразу ему и жена, и обед, и все такое прочее. Но Борька не особенно приставал ко мне с расспросами, он что-то переделывал в своей программе и целое воскресенье просидел за компьютером.
Мы вошли в реанимационную палату. Оля подвела меня к кровати с надписью Примаков О. П. Я этого Олега не узнала бы в лицо, потому что лица я тогда на помойке не видела. Оно было залито кровью. Сейчас голова у лежащего передо мной человека была забинтована, а пол-лица закрывал огромный фиолетовый синяк. Какие-то трубочки и провода шли от него к разным приборам. Я очень натурально всхлипнула. Прижала к лицу платок и опустилась на стул у изголовья кровати.
Пока я изображала безутешную скорбь, Надежда тихонько говорила о чем-то с Олей. Потом она подошла ко мне и прошептала:
– Еще посиди немножко, и пойдем. Похоже, нам тут делать нечего.
– Он что, всегда так? В себя не приходит?
– Пойдем, потом скажу. Оля подошла к нам:
– Вы извините, скоро врач придет.
– Все-все, мы уже уходим, спасибо вам, Оленька, огромное.
Мы вышли на улицу, Надежда выглядела озабоченной.
– Плохо дело. У него голова сильно разбита. Врачи говорят, там в мозгу большая гематома. Он в себя не приходит, и ни на что не реагирует.
– Но жить-то он будет?
– Жить-то будет, но вряд ли нормальной жизнью. Может, вообще инвалидом на всю жизнь остаться, так и будет сидеть, есть с ложки, а все остальное под себя.
– Господи помилуй! Такой молодой!
– Так что вряд ли мы с тобой что-нибудь от него узнаем. Либо он эти деньги потерял, и их кто-то нашел и слямзил по-тихому, либо он деньги успел-таки припрятать, и теперь ничего нам не скажет. Даже если в себя придет, все равно ничего соображать не будет.
– Ну что, бросим это дело, а, Надежда? Похоже, уплыли денежки!
– Ну ладно, только давай завтра сходим туда, на Петроградскую. Походим там вокруг, покрутимся на той помойке, так, на всякий случай.
– Упорная ты, Надежда!
Очередной раз связавшись с заказчиком, Мастер услышал в его голосе ледяную злобу:
– Я жалею, что поверил вашим рекомендациям.
– В чем дело? Ваш «Панасоник» починен. Время, место – все соблюдено.
– Идиот! Вам же назвали клиентов! Вы что, никогда не проверяете, кого… ремонтируете?
– О чем вы? Мужчина и женщина…
– Это были не те мужчина и женщина! Имейте в виду, что наше соглашение отменяется! Следовало бы получить от вас аванс обратно, но ведь вы не согласитесь, хотя мое потраченное время и бесплодные надежды…
– Я никогда не работаю даром, но и зря деньги не беру…
Если бы заказчик видел в это время лицо Мастера, он не сказал бы того, что сказал, но по телефону было не видно сузившихся глаз и жестких морщин вдоль подбородка Мастера, поэтому заказчик просто послал Мастера подальше.
Заказчик бросил трубку. Мастер глубоко задумался. Такой прокол был в его карьере впервые. Раздосадованный той, первой, неудачей, той нелепой случайностью, он, видимо, занервничал, поспешил и плохо проработал операцию. Это недопустимо. Но еще более недопустимо, чтобы кто-нибудь узнал о его промахе. Это был бы конец карьеры.