Они назвались мистер и миссис Вулридж, и на Мод было обручальное кольцо, которое она прятала почти пять лет. Вне всякого сомнения, благоразумная хозяйка полагала, что они лишь делают вид, что женаты. И пусть, лишь бы она не заподозрила, что Вальтер немец — вот тогда могли бы начаться неприятности.
Мод просто не могла от него оторваться: она была счастлива, что он вернулся к ней целым и невредимым, и ее руки все гладили его тело. Она коснулась длинного шрама на ноге.
— Это я получил в Шато-Тьери, — сказал он.
— Гас Дьюар тоже был в том сражении. Надеюсь, это не он тебя ранил.
— Мне повезло, рана зажила. Многие умерли от гангрены.
С их встречи прошло три недели. Все это время Вальтер сутками работал над ответом Германии на проект договора, выбираясь на полчаса, чтобы посидеть с Мод в парке, или же они садились в синий кадиллак Фица, и шофер возил их по городу.
Мод, как и Вальтер, была потрясена жесткими для Германии условиями мирного договора. Целью Парижской конференции было обеспечить справедливый мир, а не отомстить побежденным. Новая Германия должна стать демократической и процветающей. Она хотела, чтобы у них с Вальтером были дети, и чтобы их дети были немцами. Она часто вспоминала слова из «Книги Руфь»: «Куда ты пойдешь, туда и я пойду». Раньше или позже, ей придется сказать ему это.
Однако ее утешало, что не она одна недовольна условиями договора. И на стороне Антанты были те, кто считал, что мир важнее мести. Двенадцать членов американской делегации заявили протест. В Великобритании на дополнительных выборах победил кандидат, выступавший за мир без мести. Архиепископ Кентерберийский принародно заявил, что ему «очень неудобно», и подчеркнул, что говорит от имени безгласного большинства, чье мнение не представлено в раздувающих ненависть к Германии газетах.
Накануне немцы представили на встречное предложение — более чем на сотню страниц, на основе «Четырнадцати пунктов Вильсона». Утром французская пресса заходилась от ярости. Французы называли этот документ образцом наглости и гнусной буффонадой.
— И они еще обвиняют нас в заносчивости! Какая у вас поговорка есть про сковородку?..
— Назвала кастрюля чайник черным, — подсказала Мод.
Он повернулся на бок и погладил треугольник волос внизу ее живота — темных, вьющихся и густых. Она предлагала их сбрить, но он сказал, что ему нравится как есть.
— Что же мы будем делать? — спросил он. — Это, конечно, романтично — встречаться в гостинице и ложиться в постель среди дня, как влюбленные, вынужденные скрывать свою преступную страсть, но нельзя так жить всегда. Нам надо объявить миру, что мы муж и жена.
Мод была согласна. Она не могла дождаться того времени, когда можно будет ложиться с ним в постель каждую ночь, хоть и не говорила этого: было неловко признать, что ей так хотелось заниматься с ним сексом.
— Мы просто могли бы жить вместе, а они пусть делают выводы.
— Мне такой подход не нравится, — сказал он. — Это будет выглядеть так, будто нам есть чего стыдиться.
Ей тоже хотелось объявить на весь мир о своем счастье, а не скрывать его. Она гордилась Вальтером: он и красив, и смел, и необычайно умен.
— Мы могли бы еще раз устроить венчание, — сказала она. — С помолвкой и свадьбой, и никогда никому не говорить, что мы женаты уже пять лет. Это ведь не запрещено — вступать в брак с одним и тем же человеком во второй раз?
Он задумался.
— Мой отец и твой брат попытались бы этого не допустить. Расстроить свадьбу им бы не удалось, но нервы они нам попортили бы, и никакой радости мы бы не получили.
— Ты прав, — неохотно признала Мод. — Фиц говорил как-то, что хоть среди немцев и встречаются отличные ребята, но он не хотел бы, чтобы его сестра за кого-то из них вышла замуж.
— Значит, мы должны их поставить перед свершившимся фактом.
— Давай сообщим им, а потом объявим в газетах, — сказала она. — Скажем, что это символ нового мирового порядка. Англо-германский брак, как раз во время заключения мирного договора.
— А как мы это организуем? — с сомнением спросил он.
— Я поговорю с редактором журнала «Татлер».[27] Ко мне там хорошо относятся, я им много шлю информации.
— «Леди Мод Фицгерберт всегда одета по последней моде», — с улыбкой сказал Вальтер.
— О чем ты?
Он взял с прикроватного столика бумажник и вынул оттуда журнальную вырезку.
— Вот, единственная твоя фотография, что у меня была.
Она взяла вырезку у него из рук. Бумага была мягкой и пожелтевшей от времени. Она вгляделась.
— Это еще довоенный снимок, — сказала она.
— Эта фотография прошла со мной всю войну — и выжила, как я.
На глаза Мод навернулись слезы, застилая и без того нечеткую картинку.
— Ну, не надо плакать, — сказал он, обнимая ее.
Она прижалась щекой к его голой груди и зарыдала. Иные женщины плачут по любому пустяку, она никогда не была в их числе. Но теперь безудержно плакала. Она оплакивала потерянные годы, миллионы погибших молодых парней, и бессмысленность этой жертвы. Она изливала все слезы, которые сдерживала эти пять лет.
Наконец рыдания смолкли. Когда слезы высохли, она жадно поцеловала его, и они снова занялись любовью.
III
Шестнадцатого июня за Вальтером в гостиницу заехал синий кадиллак Фица и повез его в Париж. Мод решила, что для «Татлера» понадобится их фотография. Вальтер надел твидовый костюм, пошитый в Лондоне еще до войны. Правда, он был теперь широковат, но в эти дни всякий немец ходил в слишком большой для него одежде.
Вальтер развернул в «Отеле де Резервуар» небольшое информбюро, которое отслеживало информацию, появлявшуюся во французских, английских, американских и итальянских газетах, а также собирало сплетни, которые удавалось раздобыть немецкой делегации. Вальтер знал, какие резкие споры шли между странами Антанты относительно немецкого встречного предложения. Ллойд Джордж, отличавшийся гибкостью в кризисных ситуациях, был готов пересмотреть проект договора. Но французский премьер Клемансо заявил, что и так проявил великодушие, и при любом предложении что-то изменить клокотал от ярости. Как ни странно, Вудро Вильсон тоже был непреклонен. Он считал, что проект договора составлен справедливо, а когда принимал какое-то решение, он становился глух к критике.
Страны Антанты вели переговоры с партнерами Германии: Австрией, Венгрией, Болгарией и Османской империей. Они создавали новые государства — Югославию и Чехословакию — и кроили Средний Восток на британскую и французскую зоны. И обсуждали, заключать ли мир с Лениным. Во всех странах люди устали от войны, но несколько влиятельных политиков все еще намерены были сражаться с большевиками. Английская «Дейли мейл» обнаружила международный заговор евреев-банкиров, поддерживавших московский режим, — это была одна из самых невероятных фантазий газеты.