— Вот только меня приплетать ко всему этому не надо. — Очкарик вернулся на грешную землю. — Сами как-нибудь разберитесь.
— Вот оно — здравое восприятие реальности, — хохотнула Лихо. — Книжник, я тебя начинаю уважать. Но не зазнавайся — до настоящего уважения ещё ой как далеко. Но прогресс виден, да…
Гостиница и в самом деле носила имя существительное, относящееся к водному делу. «Ладья». Двухэтажное, светлого кирпича здание, по низу фасада выложенное декоративным камнем. Сразу было понятно, что оно переживает нелучшие времена. Но всё равно на примитивный гадючник с необструганными, занозистыми, двухъярусными топчанами без матрацев в неубранных номерах «Ладья» была не похожа никаким местом.
— Хоромы для августейших персон, — прищёлкнул языком Алмаз. — Чую, влетит нам эта роскошь не в одну, и даже не в две обоймы. Может быть, в машине перекантуемся? Ась?
— Видела я скупердяев. — Блондинка заглушила мотор. — Но чтобы так не любить собственную задницу после всего, что с нами сегодня было… Не знаю, как вы, но я пошла.
Она решительно направилась внутрь. Троица двинулась следом.
Лихо зашла в холл «Ладьи». Навстречу ей с видавшего виды коричневого кожаного диванчика, стоящего возле имеющей следы починок регистрационной стойки, поднялась женщина лет сорока пяти, чем-то неуловимо напомнившую Лихо Марию Сергеевну, ту самую, которая ухаживала за Митричем.
«А ведь, скорее всего, нет больше тёти Маши. — У Лихо кольнуло в левой стороне груди. — И Митрича тоже нет. И…»
Дальше она не стала додумывать, усилием воли прогнав закрадывающийся в душу призрак ледяной тоски. Живые будут помнить своих мёртвых, а тем больше и не надо…
— Чем могу быть полезна? — Женщина спокойно смотрела на вошедших. — Желаете переночевать или остановиться на подольше?
Лихо скосила глаза вбок — на другом диванчике сидел верзила в камуфляже, держа под рукой прилично выглядящий дробовичок семейства «Бенелли». Ещё один бугай выглянул из смежной с холлом комнаты.
— Нам переночевать, — демонстрируя полное дружелюбие, сказала блондинка. — Если можно, чтобы все в одну комнату. И чтобы вода была. Мы заплатим. Оружием и боеприпасами.
Женщина перевела взгляд туда, где сидел один из охранников. Тот, помешкав совсем капельку, прикрыл и открыл глаза. Женщина снова посмотрела на Лихо.
— У нас платят вперёд. А вода только холодная. Зато — сколько душе угодно.
— А пожрать сообразите? — вклинился в обозначившиеся товарно-денежные отношения Шатун. — Горяченького?
— Если есть чем расплатиться… В долг, к сожалению, не обслуживаем.
— Алмаз, принеси, — распорядилась Лихо. — Сам определишься?
— Угу. — Алмаз взял ключи от машины и вышел. Через пару минут он вернулся, неся личное оружие Знатока. Положил на стойку, присовокупил четыре ребристых овала «Ф-3».
Добавил две обоймы. Оглядел получившуюся коллекцию.
— Хватит? — спросила Лихо. — Или у вас только президентский люкс свободен?
Женщина снова посмотрела на охранника и почти сразу же кивнула головой, зайдя за стойку. Вышедший из смежной комнаты второй охранник, в наплечной кобуре которого выразительно торчала рукоятка «стечкина», без спешки сгрёб плату за постой, утащив её к себе.
— Так пожрать-то будет? — снова заныл Шатун. — Или как?
— Вам сразу или чуть попозже?
— Сразу тащите.
— Хорошо. Идите за мной. — Она взяла из ящичка ключи с деревянной биркой в форме ладьи и красующимся на ней выпуклой цифрой «семь». Бирка была старенькая, с облупившимся лаком, но выглядела довольно выразительно. Центр города всё-таки, апартаменты в том, досдвиговом периоде должны были быть далеко не эконом-класса.
Номер на втором этаже оказался чистеньким, с четырьмя односпальными кроватями.
— Туалет, душ. — Женщина привычно показала расположение санузла. — Располагайтесь. Завтра в это же время придётся съехать. Если захотите ещё…
— Не захотим, — сказала Лихо. — Выспимся — и в путь. Завтрак, кстати, можете организовать. Если будет надо — скажете, добавим ещё пару обойм. Лады?
— Как скажете. Еда будет где-то через час, не больше.
— Волшебно. — Алмаз занял ближнюю к выходу кровать. — А не подскажете, почему у вас город такой, как бы правильнее сказать — нетронутый, что ли…
— Не знаю. — Женщина пожала плечами. — Сколько здесь живу, а всё как-то не задумывалась. Какой есть. Плохо ли это, хорошо ли… Наверное, хорошо.
— А Всплеск давно был? — полюбопытствовал Книжник. — Или, может быть, у вас даже Всплеска не бывает?
— Бывает. Почему же не бывает? На прошлой неделе был. Полдня побесился и пропал. Ничего особенного — всё как всегда.
— Понятно. Спасибо за информацию.
— Да не за что… Я вам ещё нужна? Если нет — тогда пойду.
— Идите, — сказала Лихо. — Машинку нашу, я так полагаю, можно без присмотра оставлять? Никто ничего похабного на кузове не нацарапает? Колесо не упрут, из багажника последние штаны не приватизируют?
— Конечно. Ребята присмотрят. У нас место спокойное.
— Я это уже поняла. Раз уж у вас и вода есть, и даже, как я мельком узрела, унитаз не битый. И судя по всему — работает…
— Да вот, справляемся. Жить надо как-то. Ну я пошла. Отдыхайте.
— Спасибо.
— Пожалуйста. — Женщина ушла.
— Вы как хотите, а в душ — я первая. — Лихо сняла ботинки и направилась в душевую. — Шатун, если еду раньше принесут, смотри — не слопай всё. А то я тебя знаю.
— Лихо, — укоризненно пробубнил громила. — Да когда я тебе ничего не оставлял?
— Это я так, чтобы ты вдруг прецедента не создал, — объяснила блондинка. — А то кто тебя знает? Вдруг у тебя на нервной почве зверский аппетит пробудится? Книжник, «плескалку» на столик приспособь, пускай на глазах маячит. То, что городок у них неправильный, это ещё ничего не значит. Мы-то с вами знаем, что сейчас всё неправильное. А вот куда эта неправильность может в окружающем нас антураже вывернуть — это вопрос интересный…
Она закрыла дверь в душевую.
Через час, как и было обещано, принесли еду. Четвёрка поужинала и принялась готовиться ко сну.
— Вот и понеслась душа в рай, а жопа — в потёмки. — Лихо легла, сунув «Феникса» под подушку. — Спокойной ночи, мальчики.
— Спокойной ночи, одноглазое, — сказал Алмаз.
— Тьфу на тебя…
…Книжник проснулся неожиданно, рывком, и застыл, сонно поводя головой, сам не понимая, почему он выдернулся из сна. Воздух был как будто пропитан чем-то вязким, тревожным, перебирающим складки подсознания жёсткими пальцами ещё не успевшего как следует оформиться испуга. Сон улетучивался нехотя, но очкарик уже точно знал, что больше не заснёт. Он прошлёпал босыми ногами через комнату, выглянул в окно, за которым уже прописалось июльское утро. Облака были самого пристойного цвета — красновато-бежевого, для раннего утра — ничего экстраординарного… «Плескалка» не изображает радугу, намотавшуюся на работающий вентилятор. «Горыныч» стоял там, где его оставили, целый и невредимый. Видимых причин для паники нет. Тогда что это?! Откуда это?! И ведь не проходит, не слабеет…