— Позабудь обо мне. — Лицо еще сильнее отвердело в слабом свете фонарика. — Поговорим о Колетте.
Оуэн снова сглотнул, чувствуя привкус бурбона, соплей, грязного снега. Неудержимо хочется срыгнуть, только страшно, что, начав, не кончишь. Уже слышны следующие слова Реда: «Я знаю обо всем, что между вами было, поэтому даже не пробуй врать».
— Ты знаешь, — сказал Ред, — что для нее означает проект перестройки «Бижу».
Оуэн заморгал, перестал глотать слюну, думая, что ослышался, и впервые сумел взглянуть в глаза собеседника.
— Что?
— Не прикидывайся глухим, я имею в виду разборку руин сгоревшего кинотеатра. Знаю, вся ваша семья связана с тем пожаром, вам есть о чем горевать и печалиться. Только ты хоть немножечко представляешь себе, как отреагирует моя жена, если пойдут слухи, будто ты и твой мальчишка нашли в яме трупы, которые она скрывала?
Оуэн лишь замотал головой.
— Ты чересчур болтливый, — сказал Ред с сожалением, почти с грустью. — Точно так же, как Делия. Я любил ее, бог свидетель, а она так и не поняла, когда надо язык придержать. Ну, пошли.
Фонарик угас, вновь нахлынула темнота и затопила сцену. Тело Оуэна растопилось, расплавилось и утратило форму под заполнившим ночь шорохом. Ред схватил его за руку, буквально поволок.
— Единственное, чего я не стерплю… ох! — Раздался глухой стук, голос прервался болезненным криком. — Что за черт?..
Снова мигнул фонарик. Оуэн совсем смутно увидел, что Ред стоит перед машиной, наполовину засыпанной снегом. И узнал даже в нынешнем пьяном ступоре «сатурн», взятый напрокат его братом. Но почему машина стоит здесь, посреди неизвестности? Вдруг припомнилось, что Скотт снял старый дом на какое-то время. Оуэн его ни разу не видел по неким причинам, которые сформулировать невозможно из-за старого повторяющегося кошмара, где нечто маячит за окном, окликая его ночью по имени.
Ред наклонился, посветил в кабину «сатурна» фонариком, убеждаясь, что там никого нет. Убедившись, посмотрел на Оуэна.
— Говорят, в этом лесу живут призраки, — сказал он. — Старая тетка Колетты рассказывает, что тут полным-полно неупокоившихся духов, ходячих мертвецов. Куда еще везти самого беспокойного парня из всех, кого я знаю?
— Не понял…
— Поймешь.
— Ред…
— Что, дружище?
— Ты ведь не убьешь меня, правда?
Он только улыбнулся.
Собственно, Ред вовсе не собирался убивать тупого ублюдка. Расправу с Оуэном в любом случае можно отложить — он сам себе злейший враг. Надо просто стоять в стороне, наблюдая, как он себя губит. Примером служит вся его жизнь. Но и нечего предоставлять его божьему гневу, пусть навеки запомнит, кто тут распоряжается.
Ред все продумал. По пути домой он хлопнет Оуэна по спине и скажет: «Вообще не хочу слышать толков о найденных в подвале кинотеатра трупах, понял? Или в другой раз не выйдешь из леса, ясно?»
Потому что… Черт побери, с проектом перестройки «Бижу» связана еще неупомянутая проблема: последняя попытка поладить с Колеттой. Несколько недель назад она обнаружила, сколько потрачено денег с совместного счета. После свадьбы сучка в банковские счета не заглядывала. Последовали все более неприятные вопросы, где он проводит время и с кем — особенно насчет Сони Грэм.
До чертиков бесит полное равнодушие этих вопросов, будто Колетта с самого начала все знала. Ред попросил прощения, умолял дать еще один шанс, пообещал исправиться, заняться реконструкцией «Бижу», серьезно обратиться к семейному бизнесу. А она просто стояла в своем углу с бутылкой белой русской водки в руках, с доводящей до бешенства полуулыбкой, уже мысленно звоня адвокату. В тот момент ему с болезненной четкостью представилось будущее — тридцативосьмилетний сломанный разведенный калека в однокомнатной квартире в Дорчестере на южной окраине Бостона, штат Массачусетс, с газетными вырезками и байками о славном прошлом, которых никто слушать не хочет.
«Я не хочу тебя потерять, — заверял он с фальшивой любовью и сладостью. — Все будет хорошо, моя детка. Клянусь».
Колетта кивнула с бутылкой в руках, с кривоватой поддельной усмешкой. Есть два способа стереть с губ усмешку — поцелуй или пощечина. Ред не решился ни на то ни на другое. Вместо этого глубоко вздохнул, позволил себе в перспективе еще разок покувыркаться в сене с малюткой библиотекаршей — с Соней Грэм возникли бы слишком большие проблемы, — успокоился и удалился.
Поэтому они с Оуэном делают сейчас в лесу первый шаг к нормализации положения. Хотя Оуэн никогда раньше дома не видел, он стоял перед ним в полном страхе, фактически в ужасе, помочился в ботинки, словно в самом деле думал, что Ред его сюда привез, чтоб прикончить. Видя это, Ред припомнил кривую усмешку Колетты, и детали составили нечто большее — что?..
В темном лесу раздался треск.
— Господи Иисусе… — Оуэн развернулся, вращая выпученными глазами. — Что это?
— Олень, — сказал Ред, хотя признал шум слишком громким для оленя. Палец в перчатке нашаривал кнопку фонарика, который выскользнул и глубоко ушел в мягкий снег под ногами. — Черт побери!
Карандашный фонарь припасен для эффекта, почему бы не прихватить заодно настоящий?
Ветки затрещали громче, ближе, потом вдруг все смолкло, летел только ветер, сотрясая деревья с низким, беспокойным воем. Ред понял: то, что прячется в лесу, либо остановилось, либо вышло на дорогу, лежавшую впереди, и, значит, очень близко стоит перед ними.
Никакое животное так не поступит.
Он упал на колени, отыскивая фонарик, проклиная себя, что не взял сильный фонарь и ружье. Хотел лишь припугнуть Оуэна, а вместо того…
— Идет, — шепнул Оуэн. — Ред, я слышу! К нам идет…
— Заткнись, — бросил Ред грубее, чем хотелось. Впервые после смерти Делии и последовавшего дознания он ощутил внизу живота подлинный страх, унизительный и тошнотворный.
Оуэн завопил в темноте.
Скотту понадобилось тридцать секунд, чтобы вернуться на кухню, схватить ржавый чайник, который может послужить молотком. В умелых и верных руках все превращается в инструмент и орудие.
Чья рука занесла его над тобой?
Бух-трах. Дыра чуть расширилась. Чайник далеко не идеальный таран, но у него хотя бы есть ручка и острый край донышка, сбивающий штукатурку с задней стенки встроенного шкафа, увеличивая пробитое кулаками отверстие.
Бух-трах. Еще шире.
Дыра уже большая, неправильная, продолговатая, напоминающая гигантский абрис деформированной старческой головы, и Скотт начал царапать стену, целиком выламывая пласты пыльного белого материала, обрушивая куски. Стена поддавалась легко и охотно, с готовностью. Он вдохнул холодный, как пары гелия, воздух, словно вырвавшийся сквозь рухнувшую плотину, которая сдерживала невидимую воду, и выдохнул призрачный серебристо-серый туман.