Зажигалка еще в руке. Он чиркнул колесиком, вылетели искры, в тот же миг вокруг замелькали изголодавшиеся лица с пустыми глазницами, с прилипшими к черепам клочками волос, прикованные в стойлах в ожидании дальнейших мук или смерти. Потрескавшиеся губы одновременно открылись, молча произнося его имя.
— Нет, — сказал он, тряся головой.
Неуклюже, слепо побежал, вытянув перед собой одну руку, устремляясь туда, где черное крыло примыкает к дому.
Голоса звучали все громче, Скотт бежал все быстрее, смахивая с себя призрачные прикосновения и по-прежнему ничего не нащупывая.
Оуэн слепо брел по темному лесу, проваливаясь и застревая в снегу. Живот болел, в груди жгло, но он шел неведомо куда, зная только, что надо идти.
На шею легла влажная рука с кислым запахом и острыми обломанными ногтями. Чувствовалось, как кончики пальцев лезут под подбородок, то ли душат, то ли ласкают, тянут назад голову, обнажая горло. Оуэн с воплем оглянулся, но глаза до краев наполнила ночная тьма.
— Оуэн! — Это Ред кричит. — Тащи сюда свою задницу! — Раздался стук, и Ред вскрикнул от боли и неожиданности. — Ох, черт! Что за дерьмо? Мать твою…
Оуэн прорывался вперед, вытянув руки, раздвигая сосновые ветки. Что бы ни было в лесу за спиной, обогнать его нет реального шанса. Не потому, что он хорошо разглядел, даже когда рука стиснула горло, а потому, что знает, и на каком-то примитивном уровне всегда знал, что это такое.
Мужчина.
Мужчина из песни дедушки Томми.
Длинный, длинный дядька в черном…
Он сморщился. Острая ветка больно царапнула щеку, глаза наполнились слезами. Как глупо, как глупо было брать гитару и петь песню дедушки Томми!
Длинный, длинный дядька в черном…
Я верну тебя назад…
Боже милостивый, неужели он вернул его, просто спев песню? Даже не помнится, что его на это толкнуло. На него просто что-то нашло, он, не думая, шел напролом, но…
Издали донесся смех. Оуэн оглянулся, подняв плечи, вгляделся в темноту, из которой вышел. Реда больше не слышно, в данный момент ничего не слышно, кроме грохота сердца и собственного тяжелого дыхания. Горло перехвачено, грудь сжала паника.
Плохо, черт побери. Слишком плохо.
Длинный, длинный…
Ноги ослабли, задрожали, раскисли, колени не работают. Что-то молча приближается сзади из леса, преследует, загоняет глубже в чащу. Куда и зачем?
По спине волнами бежал озноб страха. Вдруг показалось, что с минуты на минуту он полностью утратит контроль над ситуацией. Вспоминая песню, которую пел ему дедушка Томми, Оуэн чувствовал себя перепуганным слабым ребенком, спрятавшимся в коже взрослого мужчины. Кстати, что было с дедушкой Томми, когда он, побледнев и боясь до безумия, пел песню маленькому внуку? Пальцы старого дурака так тряслись, что он с трудом брал верные аккорды.
Кто-то движется в деревьях позади, треща ветками. Оуэн задержал дыхание, невольно издал тихий, жалобный стон. Шум приблизился. Вот оно. Он почти в истерике ощутил внизу живота ужасающую пустоту, будто обмочился или истекает кровью. Справа заскрипели шаги, глухо топоча по снегу.
— Оуэн!..
Ред налетел на него, чуть не сбив с ног, схватил за шиворот, пригнул к мокрому снегу.
— А?
— Присядь! Слышишь? — шепнул он ему на ухо дрожащим голосом. — Замри.
— Ред…
— Я видел, — прошипел тот. — Слышал сукина сына. Вон в тех деревьях.
— Надо убираться отсюда. — Глаза Оуэна выпучились, достигли размеров аквариума, хотя ночь все равно не вместили. — Это не человек.
Ред ничего не сказал, скорчился рядом с ним на снегу, пристально глядя на купы деревьев, откуда они только что вышли. Поднявшийся за спиной ветер подул в ту сторону, и Оуэн подумал: «Ветер разнесет наш запах. Он учует».
Ред крепко толкнул его локтем.
— Туда смотри.
Оуэн заметил у него в руке что-то вроде перочинного ножа, указывающего в глубь чащи.
— Там за склоном, должно быть, поляна. Я огни вижу.
Оуэн глянул и тоже увидел желтые и белые огни, мерцающие за кривыми ветвями, как дешевые украшения. В то же время в лесу возобновился шум, приближалось неуклюжее шарканье. Практически не подумав, он сорвался с места, поймал равновесие, завилял к склону, к свету.
Не оглядывайся. Не оглядывайся.
Снег под ногами почти сразу стал мокрым, глубоким, непроходимым. Позади слышался хрип Реда — более крупный мужчина с трудом прокладывал себе путь. На земле был бы быстрее, мощнее, проворнее, даже в темноте — многолетний опыт профессионального футболиста наделил его внутренней силой.
Но почва под ногами неровная.
Оуэн услыхал стук упавшего тела.
И оглянулся.
Постоял пару секунд, задыхаясь и глядя, как Ред барахтается в снегу, пытаясь подняться. У него что-то случилось с ногой — то ли на камень наткнулся, то ли запутался в древесных корнях, скрытых под двойным предательским слоем снега и темноты, и вывихнул щиколотку. Он бормотал про себя, чертыхался, растирал лодыжку, умудрился все-таки встать, полез в карман за сотовым телефоном и выронил в снег.
— Мать твою, — выругался он, наклонился в поисках трубки с истерическим смехом. Еще искал, когда с сосновой ветки с легким треском рухнул тяжелый влажный снежный ком.
Деревья позади раздвинулись. Он резко оглянулся на шорох, открыл рот, хотел что-то сказать и увидел. Попробовал выпрямиться, пополз вперед, хватаясь за снег. Вскинул голову, встретился взглядом с Оуэном, сказал:
— Помоги.
Что-то бросилось на него сверху с гулким мокрым шлепком, словно грязный ковер. Из-под ковра послышалось, как что-то тяжелое безжизненно ударилось в снег.
Оуэн покатился со склона к огням.
И больше не оглядывался.
Скотт выкатился из черного крыла, свет в столовой ослепил глаза, как дневной. Захлопнул за собой дубовую дверь, подхватил с пола сотовый. Кнопки размером с булавочную головку слишком малы для трясущихся пальцев. Сотовые телефоны не предназначены для неотложных случаев. Он с большим трудом набрал номер.
— Полиция округа.
— Это Скотт Маст. Мне надо поговорить с шерифом.
— Скотт Маст?
— Да-да…
— Пожалуйста, повторите по буквам.
— М-а-с-т, — почти прокричал он. — Боже мой, Маст! Мне надо срочно поговорить с шерифом Митчеллом.
Последовала долгая пауза, жестяная музыка в ожидании соединения. Скотт стоял в дальнем конце столовой, уставившись на угловую дверь. Необходимо убраться отсюда. Он открыл то, что хотел, — само крыло и конец истории. Как только шериф явится осматривать старую постройку, начнется следствие, возможно, в стойлах найдут человеческие останки — безусловно, вполне достаточно для того…