— Они действительно обращались к тебе на вы?
— Еще бы. С первого дня моего там пребывания, — кивнул Арманд. — Они уже тогда знали, чем меня купить, эти господа психологи.
— Но ведь это же с ума сойти! Говорить десятилетнему ребенку «вы»!
— У них своя методика. Как ты думаешь, что я чувствовал, когда ко мне подходила целая армия докторов в белых халатах и вежливо обращалась ко мне на «вы» или говорила «месье Арманд»? Им не нужно было меня запирать. Напротив. Еще несколько недель назад им бы пришлось палками гнать меня из института, если бы они захотели, чтобы я ушел.
Я украдкой посмотрела на него. Мне было страшно интересно, что же там такое могло произойти несколько недель назад, но я не отважилась напрямую об этом спросить.
— Это благодаря той методике, по которой им удавалось тебя удерживать? — спросила я вместо этого. — Психологические приемы?
— Да. И еще они купили меня высококлассным комфортом. У меня была огромная комната с цветным телевизором, стереомагнитофоном и прочими штучками. Вокруг постоянно сновали сиделки, медсестры и горничные и угадывали по глазам мои желания. Мне могли хоть каждый день готовить мою любимую еду, если я того хотел. Все носились вокруг меня, как будто я был королем мира. — Он болезненно засмеялся. — Из-за своего высокомерия я не замечал, что живу в золотой клетке. Что мои телохранители меня не защищают, а стерегут. Что это ненормально — проводить свою жизнь на огороженной территории, за забором и колючей проволокой, и неважно, насколько эта территория велика, если ты не можешь сделать ни шагу во внешний мир. Что это неестественно, когда каждый твой шаг фиксируется камерой скрытого наблюдения.
— Боже мой, — пробормотала я невольно.
Я смущенно молчала. Арманд, казалось, тоже погрузился в воспоминания, хотя я и не могла сказать, в какие именно.
— А как все-таки все началось? — спросила я наконец.
Прошло некоторое время, прежде чем он начал рассказывать.
— Я родился и вырос в маленьком местечке под Авиньоном. Обычно сотрудники института туда не заглядывают. Когда проявились мои телекинетические способности, велика была вероятность того, что это ни к чему не приведет, что от этого останется только одна из тех странных историй, которые бытуют в некоторых местах. Люди поудивлялись бы, но сегодня все бы уже давно об этом забыли. А мои способности, вероятно, тоже бы пропали.
— А они могут пропадать?
— Да, насколько это на данный момент известно. Парапсихологические способности пропадают, если их не тренировать, как правило, после достижения человеком половой зрелости.
— Тогда тебе не придется скрываться всю жизнь?
Арманд покачал головой:
— Как я уже сказал, это работает в тех случаях, когда эти способности не тренируешь. А мои хорошо развивали тренировками, и теперь они достигли самой высокой степени развития, которая вообще была когда-либо известна. Они уже никогда не исчезнут.
— Но, может быть, все-таки…
— Никаких шансов.
Я откашлялась.
— А как это можно себе представить? Как понимаешь, что у тебя телекинетический дар?
— Случайно. Однажды мама научила меня играть в настольную игру с кубиками и фишками. И тут выяснилось, что мое везение при бросании кубиков какое-то ненормальное. Как только я понял, что в этой игре главное, чтобы в определенный момент на кубике выпало нужное число, у меня выпадали только те числа, которые мне были нужны. И с этого момента я больше никогда в подобные игры не проигрывал. Наверное, со мной было очень скучно играть. Я каждый раз выигрывал с невероятным отрывом от соперника. Для родителей такое мое везение было загадкой, но, так как постепенно у всех пропала охота играть со мной в подобные игры, все скоро забыли про мой талант. Конечно, друзья тоже знали об этом моем даре, но мы над этим не задумывались. Так просто было. У других имелись свои таланты. Например, мальчик, живший по соседству, мог шевелить ушами, другой умел жонглировать одновременно четырьмя или пятью предметами, а третий мог положить в рот вишню вместе со стебельком, съесть сочную плодовую мякоть и завязать из веточки узел только одним языком, и все это за считанные секунды. И мой фокус с кубиками был талантом из этого же разряда.
— Сколько тебе тогда было лет?
— Шесть или семь. Я как раз пошел в первый класс.
— У тебя есть брат или сестра?
— У меня два брата, оба младше меня и без малейшего намека на телекинетические способности, если ты об этом.
— А что случилось потом?
— Слух о моем везении в бросании кубиков дошел до учителя. Ты можешь себе представить, это была маленькая деревенская школа с двадцатью-тридцатью школьниками, где все занятия проводились в одной комнате одним учителем. Этот замечательный человек, услышав о моем фокусе, поставил меня однажды перед всем классом и заставил показать, что скрывалось за всеми этими слухами. Я ни о чем не подозревал и выбросил те числа, которые он попросил. Он удивился и велел мне бросить три кубика через всю классную комнату таким образом, чтобы на всех трех выпали шестерки. Я считал это простым заданием. Я с силой швырнул кубики по классу так, что они разлетелись в разные стороны; один даже улетел в окно и упал на улицу — шестеркой кверху, как и оба других. На учителя это произвело большое впечатление. Он прочитал нам длинную лекцию о науке, изучающей парапсихологические явления, т. е. сверхъестественные возможности людей, и объяснил, что то, что я тут продемонстрировал, — пример моих трансцендентных способностей. Он сказал, что я медиум и что я владею телекинетией. — Арманд вздохнул, опять на время погрузился в свои мысли, а потом добавил: — Он был просто очень увлечен. Вероятно, он и не предполагал, куда он меня толкает. С того момента, как я узнал, что у моего таланта есть научное название, я начал зазнаваться.
— Ага, — вставила я.
— При малейшей возможности я хвастался своим фокусом с кубиками. Однажды в наш класс пришел новенький, и я поспорил с ним, кто выкинет большее число на кубиках. Проигравший должен был целый месяц носить победителю портфель. Он ничего не подозревал и, разумеется, проиграл, — рассказывал Арманд. — В довершение всего этого мой учитель давал мне читать книги по магии и оккультизму и прочей ерунде, обыкновенные потрепанные книжки, бульварная литература, в которой рассказывалось о душах усопших и астральных колебаниях. У него была целая библиотека подобной литературы. Это только добавило масла в огонь. Я начал устраивать спиритические сеансы, пробовал себя в качестве ясновидящего и заклинателя духов, а если мне не хотелось идти на улицу, чтобы просто поиграть с друзьями в футбол, — а со временем мне этого хотелось все реже, — я отговаривался плохой космической обстановкой или говорил, что моему медиальному дару нужен отдых. Короче говоря, я стал несносным зазнайкой, даже подумать противно.
— А учился, наверное, все хуже и хуже.
— К сожалению, нет. А это могло бы меня еще спасти. Напротив, я получал исключительно хорошие оценки и был свято уверен в том, что я сверхчеловек. Я совершенно серьезно рассказывал всем, что меня, возможно, занесло на землю с другой планеты в результате какой-нибудь катастрофы или что я представитель нового вида человека, который когда-нибудь заменит Homo sapiens, — признался Арманд. — Дружил я только с теми, кто безоговорочно верил в мое превосходство. Другим, казалось мне, я еще когда-нибудь покажу.