После завтрака Мухин повел Купрейчика представлять взводу. Идти было недалеко. Разведчики размещались в уютном блиндаже. Здесь все было сделано по-хозяйски и со вкусом, даже нары имелись. Алексею на такой постели уже давно не приходилось спать, и, может, поэтому его взгляд дольше, чем нужно было, задержался на нарах.
Рыжеусый, крепко сложенный сержант воспринял это по-своему. Он подошел к постели и, что-то хмыкнув под нос, пригладил рукой одеяло, стащил с него серое полотенце и повесил над кроватью на гвоздик.
Купрейчику стало неловко, и он простодушно сказал:
— Я не к тому, товарищ сержант. Просто мне еще не доводилось видеть за время войны на передовой такой комфорт.
На лицах многих появились улыбки. Мухин предложил всем садиться и только после этого представил нового командира взвода:
— Знакомьтесь, лейтенант Купрейчик Алексей Васильевич. Воюет с первых дней войны. Командовал взводом.
— В тылу бывал? — спросил молодой улыбающийся красноармеец.
Алексей ответил сам:
— И в своем и в немецком бывал. В немецком — долго, когда вместе с товарищами прорывался к своим. В нашем тылу был целый день, а именно вчера, когда вызывали для назначения к вам.
Мухин помнил приказ командира полка о том, чтобы Купрейчик брался за работу сразу же. Поэтому он вручил лейтенанту карту местности, где действовал полк, и предложил сделать рекогносцировку.
Чем ближе они подходили к передовой, тем чаще попадались воронки: большие и малые, наполовину занесенные снегом и недавно образовавшиеся, чернеющие свежей, казалось, даже еще не замерзшей землей. Подошли к первой траншее. Аккуратно вырытая в полный профиль, еще не тронутая разрывами снарядов и мин.
«Запасная линия», — догадался Купрейчик, оценивающе осматривая ее. Траншея была недоделана: в случае отхода к ней красноармейцы будут укреплять бруствер, рыть под него норы, чтобы во время артобстрела или бомбежки прятаться в них, маленькие выемки для гранат и бутылок с зажигательной смесью, ступени, на которые можно опереться, когда надо будет выскакивать из окопов для атаки.
Мухин шел впереди, даже будучи в белом маскхалате, низко пригибался к земле. «Ясно, — подумал Купрейчик, — значит, немцы недалеко». И придирчиво осмотрел маскхалат, который только что вручили ему разведчики: не видно ли из-под него демаскирующей одежды.
В следующую траншею они спрыгнули.
— Дальше нельзя, — пояснил капитан, — там нейтралка.
К ним подошел пожилой лейтенант, не козыряя представился:
— Командир второго взвода лейтенант Орешко.
Мухин повернулся к нему и сказал:
— Это я к тебе нового командира взвода разведки привел, познакомьтесь, ведь придется взаимодействовать.
Алексей первым протянул руку:
— Купрейчик.
— Ну вот, раз познакомились, — удовлетворенно проговорил Мухин, — то теперь покажи нам, Орешко, свое хозяйство, и мы к артиллеристам в гости направимся.
— Далеко до позиций противника? — поинтересовался Купрейчик.
— Двести пятьдесят шесть метров, четырнадцать с половиной сантиметров.
— Вот это точность, — присвистнул Купрейчик и добавил: — Было бы неплохо, чтобы вы и миллиметры учли.
Лицо командира взвода было усталым и уже давно не видело бритвы.
Купрейчику стало неудобно перед лейтенантом за свои слова. Стараясь как-то замять неловкость, участливо проговорил:
— Когда я покидал свой взвод, в нем оставалось четырнадцать человек. Сколько у вас?
— Одиннадцать.
Этим было сказано все, и Купрейчик еще раз с уважением посмотрел в глаза лейтенанту.
Алексей повернулся к Мухину:
— Отсюда будем изучать позицию противника?
— Нет. Здесь каждый выступ у немцев пристрелян. Стоит только голову высунуть, как сразу же сквозняк в ней будет, а куда ты с дыркой в башке годишься? Я привел тебя сюда, чтобы ты с нашими позициями познакомился, а с немецкими буду тебя знакомить вон с тех высот.
Купрейчик оглянулся и увидел метрах в трехстах небольшие холмы. Капитан пояснил:
— Там находится НП наших артиллеристов, и, при хорошей видимости, немецкие позиции — как на ладони.
В обед Орешко пригласил их к себе.
По изрытой снарядами змеевидной траншее они подошли то ли к блиндажу, то ли к землянке. У входа вместо дверей висела плащ-палатка. Они откинули ее и вошли. В нос сразу же ударил запах наваристых щей. У стен сидели шестеро красноармейцев и обедали. Сидевший у входа сержант, заметив входящих командиров, начал подыматься, но Мухин остановил его:
— Не тревожьтесь, сидите. Если не объедим, тоже подкрепимся вместе с вами.
Красноармейцы освободили им место, а пожилой солдат сказал:
— Нас объесть невозможно. Продовольственники еды принесли на полный взвод, а нас-то половина осталась.
После обеда Мухин повел Купрейчика на артиллерийский НП. Шли они не напрямик, а сначала тем же путем, что и утром, и когда небольшие высотки оказались слева, сделали круг и с тыла приблизились к цели. Движения здесь не было никакого.
Все понимали, что немцы денно и нощно наблюдают за удобной точкой в русском тылу, стараясь разгадать, что там может быть. Вскоре они оказались в окопе Т-образной формы. Слева у стереотрубы сидели трое: лейтенант и старший лейтенант склонились над картой, капитан смотрел в стереотрубу.
Мухин весело поздоровался:
— Привет, архангелы бога войны!
Все оторвались от своих дел и приветливо поздоровались. Капитан, пожимая руки пришедшим, сказал:
— Привет глазам и ушам пехоты и артиллерии тоже.
Мухин, прежде чем перейти к делу, спросил:
— А что это вы, братцы, без охраны сидите? Ну еще можно понять, почему впереди охранение не выставили, там вас наши позиции прикрывают, но с тыла... Дай бы бог нам вот с новым командиром разведки такой НП у немцев нащупать, так уже к утру трех офицеров ихних доставили бы.
Артиллеристы молча переглянулись, и старший лейтенант, пригибаясь, ушел.
Через несколько минут он вернулся с красноармейцем. Тот был такого маленького роста, что винтовка, висевшая на плече, чуть-чуть не доставала прикладом до земли, шапка ему была большая, и когда он поднес руку к виску и доложил капитану: «Красноармеец Высоцкий по вашему приказанию прибыл», то шапка полностью закрыла ему глаза и из-под нее смешно выглядывал только нос.
Капитан-артиллерист строго спросил:
— Вы почему с поста ушли?
— Как ушел? — переспросил красноармеец и ловким движением руки водворил шапку туда, где ей и положено быть.