Ст. 14, п. 3 «Инструкции о подборе кадров для укомплектования личного состава подразделений специального назначения Генерального штаба Вооруженных сил Российской Федерации».
* * *
Хват проснулся по внутреннему будильнику, заведенному на половину седьмого, но глаза открывать не торопился, оттягивая этот момент до последнего. Он бы целую вечность лежал так, зажмурившись, лишь бы не обнаружить, что рядом никого нет. Еще позавчера можно было протянуть руку и коснуться лежащей рядом Алисы. По обыкновению, абсолютно голой, но натянувшей простыню до подбородка.
Это было довольно удивительно, что они, двое вполне взрослых людей, умудрялись помещаться на узком диванчике, не мешая друг другу. Но еще более удивительным было то, что, разглядывая девушку поутру, он ни разу не испытал того привычного разочарования, которое часто посещает мужчин, пожелавших выяснить, с кем именно они провели ночь. Когда ты, вместо желания немедленно бежать к черту на кулички, испытываешь нечто вроде щемящей нежности, это маленькое чудо. С этим ощущением личного праздника Хват вскакивал с постели несколько недель подряд. А теперь лежал, сомкнув веки, и очень хорошо понимал, что значит выражение: «Белый свет не мил». Это когда тебя окружают чужие стены, а ты один, совсем один, и нет никаких причин разыгрывать бодрость, которой ты на самом деле не испытываешь.
Если бы не вчерашняя встреча с Реутовым, Хват, пожалуй, бы напился, и теперь ему бы было еще муторнее. А так было еще терпимо. И солнце, падающее из окна, нежно согревало подставленную ему щеку.
Как в детстве. Когда заболеешь вдруг, но не так чтобы очень, и врач уже вызван, и в школу идти не надо, а родители вот-вот умчатся на работу, и тогда весь оставшийся день будет в твоем полном распоряжении. Да что там день – целая жизнь, наполненная ясным смыслом, солнечным светом и будоражащими запахами.
«Пюре на печке, Мишенька, – озабоченно докладывает мама, на мгновение заглянувшая в детскую. – Я его закутала в одеяло, чтобы не остыло. На сковороде котлетки».
«Я не хочу есть», – врет он, старательно покашливая. У больных мальчиков не бывает аппетита. Больные мальчики чинно лежат в постельке, и руки у них сложены поверх одеяла.
Вместо мамы возникает отец, вовсе не такой ласковый, как хотелось бы. Он терпеть не может, когда кто-то отлынивает от школьных занятий. Этот кто-то – его собственный сын, выглядящий гораздо более разбитым и несчастным, чем это бывает при температуре тридцать восемь градусов. Надо еще разобраться, откуда они взялись, эти градусы. Не от трения ли термометра об шерстяное одеяло?
«Не забудь позвонить товарищам и переписать все уроки, которые будут заданы, – говорит отец. – Вечером проверю».
«Но ребенок болен», – протестует мама.
По голосу можно понять, что она в последний раз прильнула к зеркалу, двигая губами, чтобы распределить слой морковной помады равномерно. В такие минуты она похожа на рыбу, уткнувшуюся в стенку аквариума. А отец никогда ни на кого не похож. Только на самого себя. Когда веселый – то на веселого. Когда сердитый – на сердитого.
Опомнившийся Михаил принимается кашлять, надсаживая горло.
«Простуда не повод забрасывать учебу, – чеканит отец, тоже направляясь в прихожую. – Не балуй сына, Тамара. Он и так из троек не вылазит. Скорей бы заканчивал школу и в армию. Там его живо дисциплине научат».
«Мой сын никогда не будет служить в армии!»
«А мой будет!»
После недолгих препирательств родители одновременно глядят на часы и выскакивают из квартиры. Все, теперь можно больше не утруждать себя кашлем. Вскакивай с кровати и беги вприпрыжку завтракать, прихватив толстенный оранжевый том Майна Рида. На десерт больной мальчик может позволить себе слопать банку дефицитной сгущенки, запивая отнюдь не целебным чаем с малиной, а обычной холодной водой из-под крана, так вкуснее.
А его уже дожидается распечатанная коробка цветного пластилина. Лист ватмана с незаконченной батальной картиной. Старые обшарпанные оловянные солдатики и новые, пластмассовые, слишком легковесные, чтобы поручать им какую-то серьезную миссию. Такое длинное, совершенно ничем не омраченное утро впереди. И солнце по-летнему бьет в незашторенные окна…
На этот раз Хват проснулся окончательно и сразу сел на диване, весьма недовольный собой. С каких это пор он стал лежебокой? Неужели разлука с какой-то девчонкой способна выбить его из колеи?
В наказание он назначил себе физическую разминку по полной программе, после чего принял ледяной душ, оделся и, прихватив реутовский мобильник, отправился в магазин. Почему-то невозможно было заставить себя прикоснуться к продуктам, заготовленным Алисой. Выбросить их пока что рука тоже не поднялась, но эта блажь скоро пройдет, твердил себе Хват. Настолько настойчиво твердил, что даже не заметил, как столкнулся посреди тротуара с рослым небритым парнем в грязном пиджаке поверх такой же грязной тельняшки.
С первого взгляда было видно, что гражданская жизнь бывшего десантника не задалась, душа его требует острых впечатлений, а организм – алкоголя. Был в биографии Хвата похожий период, когда, впервые вернувшись из Чечни, он тоже повадился топить воспоминания в мутных водочных стаканах и пивных кружках, но тогда рядом оказались друзья, а парень в тельняшке, похоже, был предоставлен сам себе. Вглядевшись в его мутные глаза, Хват неодобрительно покачал головой:
– Что ж ты с собой творишь, воин?
– Да пошел ты, – прозвучало в ответ.
Вместо того чтобы пропустить парня ко входу в забегаловку, куда тот стремился всей неопохмеленной душой, Хват не только преградил ему дорогу, но и придержал за рукав.
– Куда?
– Не твое дело, – угрюмо пробормотал парень, уставившись в потрескавшийся асфальт у своих ног. – Пусти.
– С-стоя-ать! – Окрик был негромкий, но по-военному властный.
– Тоже мне, командир выискался. – Парень подвигал губами, как бы намереваясь сплюнуть, но не сплюнул.
– Не командир, – согласился Хват. – Но старший по званию.
– Офицер?
* * *
Это прозвучало пренебрежительно, но Хват не почувствовал себя уязвленным. Да, офицер, прошедший и Крым, и Рим, и медные трубы. На специальный факультет Высшего воздушно-десантного командного училища в Рязани попадали далеко не все желающие, а с лейтенантскими погонами выходил оттуда в лучшем случае каждый третий. Отбор не просто лучших, а лучших из лучших. Четыре года нескончаемого просеивания. Ведь конечным продуктом должен был стать не рядовой боец спецназа, а командир, умеющий в два раза больше, чем подчиненные.
Попробуйте управляться с командой головорезов, не боящихся ни бога, ни черта! Хват управлялся…
Его личное дело постоянно находилось на контроле в управлении по кадрам, неуклонно отслеживающем любые отклонения от стандарта. Критерии были жесткими. В офицеры спецназа ГРУ попадали мужчины с качествами прирожденных лидеров. Обладающие несгибаемой волей, выносливостью, недюжинным интеллектом, большой физической силой, спортивными разрядами. Контролирующие поведение и эмоции. Психически устойчивые. Способные не только отдавать приказы, но и сами готовые к беспрекословному подчинению. А если кандидат еще по натуре и игрок, который не побоится поставить на кон что угодно, включая собственную жизнь, то шансов у него прибавляется.