Когда соседи спрашивали Васюру, зачем ему понадобилось засыпать свою землю слоем песка и щебня, он невозмутимо отвечал: чтобы сорная трава не росла. «Но почему обязательно сорная трава? – недоумевали соседи, – почему не картофель, не кабачки, не скороспелые огурцы, наконец?» «А потому, – говорил Васюра, – что я живу здесь не ради лишнего мешка картошки. Охота вам горбатиться на грядках – горбатьтесь, ради бога, но меня от этого удовольствия избавьте».
Разумеется, такое пренебрежительное отношение к земледелию не снискало ему уважения в садово-огородной среде, где было принято хвастаться каждой червивой черешенкой, каждым кривобоким яблочком. Еще большую настороженность соседей вызывали разнообразные автомобили, то и дело появляющиеся на участке странного пенсионера. Зимой он возился с ними в гараже, под который был отведен весь первый этаж дома. Летом же машины стояли прямо посреди двора – раскуроченные, обшарпанные, поржавевшие. Помогали ему, как правило, два-три крепких мужика, которых Васюра представлял любопытным как своих племянников. Как только один из древних экспонатов доводился общими усилиями до ума и начинал радовать глаз своими лаково сверкающими боками, он куда-то исчезал, а его место занимал новый автомобиль, определить цвет которого было так же трудно, как его модель или марку.
Обсудив поведение Васюры, соседи пришли к выводу, что старик занимается частным предпринимательством, отыскивая и реставрируя старинные автомобили, приносящие ему вполне приличный доход. Обладающие наиболее развитым воображением дачники утверждали, будто основная часть денег высылается бывшей жене Васюры и его многочисленным отпрыскам, но выяснить какие-либо достоверные подробности не удавалось, потому что это была запретная тема. Всякому, кто пытался влезть в душу старика, давалось понять, что посторонним туда вход воспрещен раз и навсегда – ныне, и присно, и во веки веков. Непонятливые же начинали жалеть о своей назойливости, как только к беседе подключались васюринские «племяши». Взгляды – как будто росли и воспитывались в тамбовских лесах, среди волков, в руках отвертки или даже гаечные ключи, манера разговаривать – немногословная, но весьма впечатляющая. Зато рассказывая интересующимся о своих машинах, будь то фашистский «Фольксваген» или отечественная инвалидная мотоколяска времен «Операции Ы», Васюра переходил на тон ласковый, почти мечтательный, будто речь шла, как минимум, о четвероногих любимцах.
Возня с механическими монстрами заменяла Петру Ильичу Васюре общение с живыми людьми, которых он изучил слишком хорошо, чтобы радоваться их присутствию. Что касается техники, то любовная возня с нею в свободное время давала генералу средства для достойного существования без всевозможных финансовых махинаций, к которым он не прибегал по причине врожденной чистоплотности. Вопреки известному утверждению – деньги пахнут, еще как пахнут, но те, которые зарабатывал Васюра, источали лишь любимый им аромат машинного масла и железа.
Как любой офицер спецназа ГРУ, он освоил в молодости, минимум, пару десятков ходовых профессий, позволявших ему существовать в миру согласно очередной легенды. Он был не только отменным автослесарем, но и механиком, сварщиком, столяром, специалистом по покраске машин, обивке салона. Многие недостающие детали делались им вручную или в заводских мастерских – по собственным чертежам.
Его заказчиком был воронежский предприниматель, организовывавший выставки-продажи раритетных автомобилей и мотоциклов и понятия не имевший, кто именно доводит их до ума на дачном участке под Бронницами. Это был выгодный бизнес, поскольку покупателями отреставрированной техники являлись, как правило, иностранцы. Когда Васюра однажды пнул скат 16-цилиндрового гоночного автомобиля «Авто Юнион» 1938 года выпуска и сообщил помощнику, что его аукционная стоимость составляет примерно 8 миллионов долларов, помощник только рот разинул. Постоял-постоял с разинутым ртом, а потом предположил, что по уходу генерала в отставку тот мог бы организовать аналогичную выставку-продажу самостоятельно.
– Нет, – промолвил генерал, качая головой, – отстал я от нынешней жизни, да и неохота за нею гнаться. Для подобного начинания не столько знание предмета требуется, сколько огромные деньги, чтобы скупать раритеты, арендовать гаражи, платить рабочим, отстегивать налоговикам. Нервное это занятие, как, впрочем, любой бизнес. – Васюра невесело усмехнулся. – Знаешь, с чего начинал наш воронежский заказчик? Он толкнул одному ливанскому коллекционеру «BMW-327», который якобы принадлежал гитлеровской сучке Еве Браун. Якобы, понимаешь? У меня так не получится.
Это прозвучало так, что не поверить было невозможно.
* * *
Хват, кое-что слышавший о причудах заместителя начальника управления, никогда не предполагал, что тот окажется столь простецким и гостеприимным дядькой, старомодная стрижка которого придавала ему почти деревенскую мужиковатость.
Подсобив гостю установить «Ямаху» на треножник и едва дождавшись, пока тот умоется с дороги, Васюра, хитро щурясь, предложил:
– А давай-ка сменим твою япону-маму на «Харлей-Дэвидсон», Миша? Не новый, правда. Из тех, что были на вооружении Красной Армии в конце войны. Мне тут один такой подогнали вчера. Пойдем, взглянешь.
– Да мне и на «Ямахе» удобно, товарищ генерал, – засмущался Хват.
– Здесь я для тебя Петр Ильич, и никто другой, – предупредил Васюра, после чего поинтересовался: – Любишь технику?
Хват осторожно возразил:
– Скорее, люблю все, что быстро стреляет и движется.
– Ну, тогда тебя ожидает сюрприз, – пообещал Васюра, наградив Хвата таким шлепком по плечу, что тот от неожиданности присел.
Генеральские «племяши», маячившие в сторонке, дружелюбно осклабились, но можно было не сомневаться, что в случае чего они, не задумываясь, покрошат гостя на форшмак, даже не сгоняя улыбок со своих загорелых физиономий.
– Что, – довольно захохотал Васюра, – ожидал увидеть какого-нибудь замшелого старикашку, из которого труха сыплется?
Хват замялся:
– Не то чтобы труха, но…
– Как полагаешь, что помогает человеку на долгие годы сохранять отменное здоровье и бодрость духа?
– Чистый воздух?
– В первую очередь чистая совесть, – убежденно заявил Васюра. – Во-вторых, перепачканные работой руки. – В подтверждение своих слов он растопырил перед собеседником две свежевымытые, но все равно характерно темные пятерни.
Хвату бы прикусить язык, да он не сдержался, буркнул уклончиво:
– Работа разная бывает.
– Ты, никак, на проливаемую нами кровь намекаешь? – приобняв гостя за талию, Васюра направил его в сторону стола с медным самоваром, развивая свою мысль на ходу. – Так у хирургов тоже руки по локоть в крови, а замаравшимися их не назовешь, верно?
– Хирургов в беззащитных людей стрелять не заставляют, – заметил Хват, ужасаясь своей болтливости. ГРУ – не место для исповедей. Здешние генералы даже в свободное от работы время не носят жилеток, в которые принято плакаться.