Вникнуть в смысл объявления не удалось, словно оно было написано на незнакомом Олежке языке. Его ноги предательски слабели с каждой минутой. Было весьма сомнительно, что на таких размякших конечностях возможно куда-то успеть, даже если предстоял рывок на короткую дистанцию. Такими непослушными ноги бывали у Олежки только в ночных кошмарах. Сейчас любой, самый жуткий кошмар представлялся ему лучше окружающей яви. Потому что очнуться было невозможно.
Громкий хлопок, донесшийся с улицы, стеганул Олежку по напряженным нервам и моментально вывел из паралича. Он ждал взрыва. Случайный отзвук какой-то выхлопной трубы подействовал на него, как действует выстрел стартового пистолета на перенервничавшего бегуна.
Он рванулся с места неожиданно для всех, в том числе, и для самого себя. Именно рванулся, сжимая в одной руке папку, а в другой – полосатую сумку, наполненную лишь конденсированным банковским воздухом. Он не соображал, что баул будет только мешать его марш-броску, как не понимал, что отдаленный хлопок оказался слишком уж тихим по сравнению со взрывом. Олежкины мозги были заняты другими мыслями: выбраться из банка, добежать до машины, открыть ее, сесть за руль, завести мотор, не перепутать скорость, не зацепить кого-нибудь в суматохе. Как много нужно было успеть!
– Простите, – сказал Олежка двум крашенным в рыжий цвет дамам, преградившим ему выход из зала. Им, видите ли, больше негде было порадоваться неожиданной встрече. – Простите, – повторил Олежка и вдруг с яростью вклинился между дамами, заставив их разлететься в стороны.
– Хам! – взвизгнули за спиной.
– Заткнитесь, твари, – бросил Олежка, не оглянувшись.
В вестибюль он вышел той самой походкой, которую принято называть «летящей». Это оказалось большой неожиданностью для охранника. В банке не принято двигаться так резво, размахивая базарными торбами на ходу. Опять же, здесь не звучит площадная брань. Охранник посуровел лицом и уставился на подозрительного молодого человека. Тот быстро приближался.
– Ля…Ляхов! – окрик прозвучал негромко, но очень тревожно.
Олежка узнал голос управляющего. Затравленно обернувшись через правое плечо, он увидел и самого банкира, спускающегося по лестнице. Это заставило его перейти с торопливой ходьбы на трусливую рысь. Он действовал подобно любому дилетанту, застигнутому на месте преступления: торопился спастись бегством. А, запрограммировав себя на бег, уже не мог остановиться.
Адреналиновое бурление в его крови порождало иллюзию, будто все происходит невероятно медленно, прокручивается в особом режиме. Оскальзываясь гладкими подметками по мраморной поверхности пола, Олежка спешил вырваться на свободу, но дверь приближалась неохотно.
– Эй! – крикнул охранник. На мгновение задумался и добавил: – Ты!
Еще один скачок ему навстречу. Растерявшийся охранник, позабыв про пистолет в кобуре, заслонил спиной дверь и растопырил руки на манер деревенского мужика, ловящего проворного поросенка. Пустая сумка, летящая вслед за беглецом, чем-то напоминала воздушный шарик Пятачка.
Олежка отчетливо слышал свое шумное дыхание и ясно видел крупную фигуру, преградившую ему путь. На таран идти было опасно. За мгновение до столкновения с фигурой в униформе Олежка, пукнув от усердия, пригнулся, намереваясь поднырнуть под вытянутой рукой. Охранник, угадав его маневр, тоже сместился влево и присел, готовясь перехватить добычу. Каучуковые подошвы его высоких ботинок оставили на кремовом мраморе черные полосы. Втянувший голову в плечи Олежка видел перед собой только эти массивные бутсы и теперь держал курс прямо на них.
– Га-а-аххх! – Охранник, получив сокрушительный удар в живот, озадаченно охнул и вознесся над полом в полусогнутом положении не до конца закрытого перочинного ножа.
Олежка как бы нес его на собственных голове и плечах. Вес многокилограммового тела не погасил инерцию его разбега. Он только успел ощутить, как чужая металлическая пуговица впечаталась ему в лоб, а в следующий момент услышал уличный шум и втянул ртом свежий весенний воздух.
Это зад охранника распахнул тяжелую входную дверь с маленьким окошком.
Если бы Олежка побежал чуть раньше или чуть позже, дверь обязательно оказалась бы запертой. Но как раз перед его рывком охранник узрел управляющего, спускающегося в вестибюль, и предупредительно отодвинул засов.
Управляющий так и остался стоять на лестнице, занеся ногу над ступенькой. Не просто неудобная, но и нелепая поза для крупной финансовой фигуры. Он забыл закрыть рот после того, как окликнул Ляхова. И выражение его лица было плаксивым. Возвращение коммерсанта в банк, а теперь эта пробежка по вестибюлю предвещали крупные неприятности. Опешил не только банкир. Все свидетели дикой сцены застыли соляными столбами.
А действие стремительно перенеслось наружу, на обозрение широких народных масс.
Они, эти массы, обычно не любят ходить мимо коммерческих банков. Ведь они передвигаются исключительно пешком, а значит, не располагают ни счетами, ни кредитными карточками. Возле банков неимущие прохожие ощущают свою ущербность особенно остро.
Но этим погожим мартовским днем случайные прохожие, очутившиеся близ «Интербанка», были вознаграждены за свои нравственные страдания. Ибо сценка, разыгравшаяся перед их восхищенными взорами, вселила в души новую надежду на то, что богатые – они все-таки тоже плачут, причем кровавыми слезами. А это утешает бедных еще лучше, чем завещанное им царство божье.
– Гля! Во дают!
Неприступная банковская дверь резко распахнулась, и на улицу кубарем вывалились две сцепившиеся мужские фигуры, сразу нарушившие чинную обстановку. Дверью удачно задело пигалицу в козьей шубе, которая собиралась войти внутрь с грандиозным букетом израильских роз и тортом в пластиковой коробке. Возле любого коммерческого учреждения можно увидеть подобных ценителей вкусного и прекрасного, не делающих секрета из того, что лично у них продолжается бесконечный праздник с цветами, сладостями и шампанским. Пигалица, тащившая в коготках покупки стоимостью в три льготные пенсии, столкнулась с суровыми буднями. К полному восторгу малоимущей части населения она была сметена тяжелой дверью с крылечка и, теряя на ходу апломб вместе с праздничными атрибутами, некрасиво рухнула на раскисший газон, усеянный прошлогодней травой и окурками.
На этом сногсшибательная пантомима не закончилась, потому что два ее главных участника, вывалившиеся из банка на улицу, не могли и не желали останавливаться на достигнутом. Первым летел с крыльца здоровяк в пятнистой камуфляжной форме, столь естественной в городских джунглях. Поверх камуфляжа на здоровяке лихо сидела мужественная беретка с ленточкой, которая, впрочем, сразу упала в мутную лужу. Это произошло за доли секунды до того, как владелец беретки собственным телом припечатал ее сверху. А еще через мгновение на пятнистого парня обрушился парень в штатском пальто, довершая собой живописное нагромождение одушевленных и неодушевленных предметов.
Прохожие завороженно стояли на местах. В нескольких автомобилях, припаркованных поблизости, поспешно образовались щели для лучшего обзора. Белая «девятка» всколыхнулась, когда внутри ее одновременно подались вперед все три упитанных седока. У Бура, первым опознавшего Ляхова, со скрипом отвисла полуторакилограммовая челюсть, выпуская из глотки короткое, но емкое междометие «епт!..». Лекарь не успел согнать с физиономии ухмылку, которая появилась при падении козьей шубейки. Колобок опрометчиво забыл про сигарету, тлеющую уже возле самых губ, нервно зажевавших фильтр. Ляхов! Он творил что-то совершенно невероятное для овцы, обреченной на заклание. Он не брел покорно по указанной дорожке, он спешил прочь, и движения его были такими стремительными, что в сравнении с ним вся публика выглядела заторможенной.