— А где же были другие стражники, расставленные на всем пути в твои покои?
— Большую часть чем-то опоили, и мы до сих пор не смогли выяснить, как это удалось. Нескольких убили. Потом мы поняли, что злоумышленники проникли через стену третьего дворика, предварительно отравив львов, которых выпускали туда на ночь.
Дерек тяжело вздохнул.
— Мерзкое дело, Джамиль. Откровенно говоря, я бы предпочел для себя какие-то более активные действия, чтобы покончить со всем этим. Но раз ты считаешь, что мне лучше сыграть роль дея, думаю, мне следует попробовать.
— Ты в самом деле согласен?
— Разве я только что не сказал об этом?
— Правда, Касим? Ведь я действительно не имею права просить…
— Господи! Только не начинай все сначала, — прервал дея Дерек. — Помимо всего прочего, у меня есть поручение моего правительства, неофициальное, конечно, сделать все от меня зависящее, чтобы отвести от тебя угрозу. Скажу по секрету, они предпочитают тебя любому возможному преемнику, и приходится признать, что будущее отношений Барики и Англии делает тебя более ценным, чем я. Думаю, что задуманное нами как раз укладывается в то, чего от меня ждут.
— Мало приятного слышать, что иностранные консулы слишком хорошо знают о том, что происходит за этими стенами, и докладывают обо всем своим правительствам.
— Они знают отнюдь не так много, как бы им хотелось, Джамиль. Однако скажи мне, должен ли я срочно отращивать это или ты побреешься? — спросил Дерек, делая вид, что собирается схватить брата за его великолепную бороду.
— К сожалению, надежд на твою бороду у нас нет. За оставшееся время она просто не успеет отрасти до такой же длины, как моя. Да поможет мне Аллах, придется сделать то, что почти равносильно самоубийству…
Этот возглас сожаления окончательно развеселил Дерека.
— Послушай, — сказал он, смеясь, — у тебя есть преимущество перед другими. Ты можешь посмотреть на меня и заранее узнать, как будешь выглядеть без этого. — Он провел ладонью по своему гладко выбритому подбородку. — Может, тебя успокоит то, что я никогда не слышал нареканий по поводу своей внешности от дам.
— Да, — произнес уже спокойнее Джамиль, — из-за отсутствия бороды ты даже выглядишь моложе, чем я.
— Честно скажу, что мне и без этого украшения порой приходится прямо отбиваться от женщин.
— Хвастунишка, — усмехнулся дей, — ты и не знаешь, что такое проблемы мужчины, у которого в гареме сорок семь женщин, как у меня.
— Всего-то? — решил поддразнить брата Дерек. — У Мустафы перед смертью было, должно быть, не меньше двухсот.
— Мустафу абсолютно не беспокоило, как они переживают, когда забывают о них.
На лице Дерека появилось любопытство.
— Ты удивляешь меня, Джамиль. О таких вещах мог бы думать я, проживший девятнадцать лет в Англии. Но ты?..
— Возможно, мы не такие разные на самом деле, даже после такой долгой разлуки.
— Возможно, — согласился улыбающийся Дерек. — И раз уж мы заговорили о твоих женщинах, то скажи, как они отнесутся к тому, что ты не призовешь к себе ни одну из них в течение довольно длительного времени?
— Но их будут приглашать к господину… к тебе. Тебе придется делать с ними все, что обычно делаю я, — тихо сказал Джамиль, опустив глаза.
— Не говори ерунды! — вскрикнул брат, не сумевший расслышать страдания, с которым были произнесены последние слова.
Дей удивленно вскинул голову. Его поразила горячность быстрого ответа. Уж в этом своем предложении он никак не ожидал встретить отказа. Но ему возражали! Это задевало его до самой глубины души, где хранились чувства мужчины" — обладателя гарема. Он мог сколько угодно раз раскаиваться в том, что в нем слишком много женщин, признаваться себе, что не все, возможно, ему нужны и не с каждой хочется провести время, но… Но это были его женщины! Во всем задуманном плане самым трудным для Джамиля была именно необходимость открыть свой гарем для другого мужчины. И он с гордостью полагал, что уж от такого предложения тот отказаться не сможет. Собственно, он и не пошел бы на это ни при каких обстоятельствах, если бы речь шла о любом другом, а не о, Касиме — его втором «я». Ближе его у Джамиля не было никого, он чувствовал это даже сейчас, когда девятнадцатилетняя разлука сделала их такими разными.
— Это необходимо, — сказал дей, пересиливая свое раздражение. — Омар долго убеждал меня в этом, и я согласился. Только таким образом можно не вызывать настороженности евнухов. Ты ведь знаешь, что они часто выходят за пределы дворца и любят посплетничать почище любой бабы. А я до сих пор никогда не оставлял моих женщин без внимания более чем на два-три дня. Даже отправляясь в дальние поездки, я брал с собой своих фавориток. А теперь, подумай, если я вдруг изменю отношение к гарему, это неизбежно станет известно. Многие задумаются над причинами такой резкой перемены, начнут внимательнее приглядываться ко мне. Тогда мельчайшая ошибка с моей, точнее, с твоей стороны будет иметь гораздо более серьезные последствия. Кое-кто может и припомнить, что у меня был брат-близнец, который погиб при загадочных обстоятельствах и тела которого никто не видел. Теперь понимаешь, почему ты должен перенять все мои привычки, вести себя так, как я, во всем без исключения? Ты должен разыгрывать даже мою нынешнюю раздражительность. Откровенно говоря, я был несносен в последнее время. Впрочем, благодаря этому проявление гнева станет для тебя самой удобной защитой от неожиданных ситуаций, мои вспышки уже перестали вызывать удивление, и к ним все готовы.
— Насколько я понимаю, выбора у меня действительно нет, — еще по инерции весело сказал Дерек, хотя улыбка уже исчезла с его лица. — Тебе необходима свобода передвижения, и ничто не должно тебя связывать.
— Это так. Если ты согласишься, выбирать не придется ни тебе, ни мне.
— Но ты действительно хочешь, чтобы все было именно так, Джамиль?
— Я не вижу другого способа.
— Но ведь за Селимом мог бы поехать я?
— Да, но ты не знаешь его так хорошо, как я, Касим. Тебе потребуется в два раза больше времени, чтобы разыскать его, я уже могу умереть к тому моменту. К тому же, — Джамиль криво улыбнулся, — я просто сойду с ума, если не воспользуюсь твоим присутствием, чтобы уехать отсюда. Я уже сомневаюсь, что смогу выдержать даже то время, которое необходимо тебе для освоения моих привычек.
— Ну уж здесь придется потерпеть немного, брат мой, — демонстративно возразил Дерек. — Я бы предпочел приступить к этому делу не совсем слепым.
Джамиль улыбнулся на столь по-английски вежливую и напыщенную фразу брата. Конечно, придется потерпеть.
Жанну Мориас только что ввели в комнату, и она внимательно ее оглядывала. Было не более трех часов дня, но большинство лежащих на полу соломенных тюфяков уже были заняты женщинами, которые валялись на них, не имея другого занятия, нежели читать бесконечно тянущиеся минуты и часы. Тоска, апатия, страх в их глазах. Ничего другого, она уже все это видела. Ей трижды пришлось пройти этим путем, три раза ее продавали, покупали и продавали вновь. Единственное, что удивило ее, — чистота в этом принадлежащем Хамиду Шарифу багнио — здании, где собирают рабов перед продажей. В большинстве багнио к рабам относились как к ожидающему смены хозяина рабочему скоту и в них было не чище, чем в свинарнике. Посредине же помещения, в котором она оказалась сейчас, даже бил фонтан, а сквозь имеющиеся на двух стенах решетчатые окна проникали солнечные лучи и свежий ветерок. Обстановку можно было бы назвать приятной, если бы не все те же царившие здесь тоска, апатия и страх.