— Энрике! — вопила какая-то девица.
— Франсуаза! — слышалось в ответ. — La deesse de Lisbonne. [7]
— Dieter, wo ist meine Handtasche?
— Ich weib es nicht. Hast du im Wagen nachgeschaut? [8]
И, перекрывая шум, иронический английский возглас:
— Иоу! Миртл! Не была ли ты со мной на судах под Милами? [9]
— Заткнись, Джулиан. Пьян уже в стельку?
— Из трупа, что ты в саду похоронила, цветочки еще не выросли?
— Ты и выговорить толком не можешь!
— Пошла ты!
Ладони Анны увлажнились, когда она посмотрела вниз на сверкающий металл машин, на мужчин в темных костюмах, на разнаряженных дам, дожидавшихся, чтобы их подхватили под ручку. Анна пригладила и заколола волосы, провела пальцами по ушибленному виску, проверяя, уменьшилась ли шишка. Наложила перед зеркалом помаду, попыталась заглянуть в себя, но не проникла глубже сияющих черных зрачков. Платье вернуло ей уверенность в собственных силах, она снова почувствовала себя актрисой, как в день приезда.
Анна решительно двинулась по коридору, но громкий взрыв смеха неподалеку от лестницы остановил ее. Голоса слышались из комнаты по левую руку, дверь была распахнута. Она заглянула внутрь и убедилась, что комната совершенно пуста, не было даже кровати. Голоса особенно отчетливо звучали возле камина. Сосчитав двери, Анна сообразила, что находится над кабинетом Уилшира. С утра она проходила мимо кабинета, видела мельком книжные стеллажи вдоль стен, стол и сейф. Опустившись на колени возле очага, Анна прислушалась.
В комнате под ней собралось трое: Уилшир, Бичем Лазард и еще кто-то, говоривший по-английски с густым горловым акцентом. Порой этот иностранный голос и Уилшир переходили на немецкий, уточняя какой-то вопрос, и тогда резко и нетерпеливо вмешивался Бичем: «Что такое? Что вы сказали?»
Тем не менее из разговора довольно скоро выяснилось, что «немецкоязычные» не блокируются против Бичема, напротив, немец и Бичем Лазард объединяют свои усилия, чтобы оказать давление на Уилшира, который не хочет им уступать.
— Говорите что хотите, — ворчал Уилшир, — но, пока швейцарцы не подтвердят, что деньги прибыли, товар вы не получите.
— Разве мы когда-нибудь подводили вас, друг мой? — возражал немец.
— Нет, но рисковать я не стану.
— Может быть, вы сочли, что из-за высадки союзников во Франции мы решили больше не направлять свои фонды на данный вид деятельности?
— Это ваше дело. Мое дело — убедиться, что за товар заплачено. Сами знаете, товар принадлежит не только мне. Я говорю от лица группы продавцов… Это не заурядная сделка — «посылка» таких размеров и качества.
— Я знаю одно: вечером вторника будет рейс в Дакар, он отлично стыкуется с рейсом в Рио в среду утром, — настаивал Лазард. — Камешки должны быть на борту.
— С чего такая спешка?
— В Нью-Йорке ждет покупатель.
— Он куда-нибудь денется?
— Интересующий нас товар может достаться конкурентам.
Недолгое молчание. Слышен шум вечеринки. Опять подъехал автомобиль.
— Русским? — уточнил Уилшир.
Нет ответа.
— Когда деньги попадут в Цюрих?
— В пятницу.
— Что ж, раньше мы вели дела по-другому, — вздохнул Уилшир. — Вам придется дать мне хоть что-то, чтобы я мог убедить людей, которых я представляю. Может быть, они согласятся войти в ваши обстоятельства.
— Что дать? — резко переспросил немец.
— Полагаю, речь идет о бонусе, — намекнул Лазард, процентщик.
— Насчет бонуса можно поговорить, — уступил немец, — но сначала посмотрим товар.
— Теперь моя очередь напомнить, — изготовился к отпору Уилшир. — Я-то вас никогда не подводил.
— Полно, Пэдди, — буркнул Лазард.
— Хоть раз я подвел вас? — твердил Уилшир. — Нет, никогда! Выполнял все ваши инструкции до запятой! В этой «посылке» нет ни одного мельче тридцати карат.
— Нас больше интересуют качество и цена, — возразил немец. — На этот раз требуются не промышленные камешки. Последняя посылка из Конго не вполне нас удовлетворила, и вашему ангольскому товару мы доверяем больше, но это не значит, что мы не обратимся, если что, снова в Леопольдвиль.
— Мой товар уже здесь, прямо сейчас, — заторопился Уилшир. — Готов к отправке в Дакар, как только…
— Почем? — отрубил немец, словно опустилось лезвие гильотины.
— Что вы дадите авансом? В знак добрых намерений?
— Эскудо, — предложил Лазард.
— Эскудо ни к чему… а вот то, за что вы покупаете эскудо…
— Золото? Оно хранится в государственном банке Португалии, его нельзя…
— Нельзя? — Голос Уилшира окреп. — А я слышал, после шестого июня всякое бывало.
Молчание. Ледяное, ощетинившееся молчание. Анна смотрит в камин, где валяется обуглившаяся шишка пинии: чешуйки ее раскрылись, обнажились почерневшие и побуревшие орешки. Заскрипели половые доски в коридоре. Анна осторожно повернула голову, сердце заметалось между бурдюками легких. В дверную щель она разглядела мелькнувший подол ночной сорочки.
Сняв туфли, на цыпочках Анна подошла к двери. Предупредительный сигнал сработал в мозгу — она вовремя прикрыла рукой ярко светившийся жемчуг.
Мафалда стояла на пороге комнаты, где жила Анна, однако всматривалась не в комнату, а в неосвещенный коридор у себя за спиной. Опять бродит ночами как лунатик?
— О чем речь, Пэдди? — донесся голос Лазарда из кабинета внизу.
Анна сжала кулаки: Мафалда вошла в ее комнату.
— Совпадение: союзники высадились в Нормандии, Салазар наложил эмбарго на экспорт вольфрама.
— Он и раньше налагал эмбарго…
— Но на этот раз все всерьез. Салазару больше не угрожает оккупация. Он заигрывает с победителями. Три моих рудника в Бейре закрыты… официально. Приставлена охрана. Какой-то англичанин разъезжает по стране и проверяет, чтоб никакие работы не велись. И все же… все же…
— Выкладывай, Пэдди!
— И все же золото продолжает поступать. Две партии только за прошлый месяц. Если б это консервированные сардины так выросли в цене, я бы уже об этом знал. Я бы уже в это влез.
Снова молчание. Немец переваривает слишком точную, на его вкус, информацию Уилшира. Анна так вытянула шею, что голова затряслась от напряжения. Пора возвращаться в свою комнату. Дверь распахнута, оттуда бьет с улицы свет, и в открытое окно рвется шум вечеринки. Мафалда содрала с кровати простыни и нюхает их, словно кобель, учуявший запах сучки в охоте.