— Погоди-ка, этот парень из ОБОП, Висенте Кортес, заходил — искал тебя. Хотел доложить о русском, найденном в горном лесу, что за Сан-Педро-де-Алькантарой, с девятимиллиметровой пулей в затылке. Парня зовут Алексей и как-то там еще по-русски. Дружок того самого, что был найден на автостраде проткнутым железякой. Это важно?
— Скорее для Кортеса, чем для меня, — сказал Фалькон и дал отбой.
На вокзале Санта-Хуста Фалькон выяснил, что ближайший AVE, скоростной поезд до Мадрида, отправляется в 16.30, а значит, на встречу со старшим инспектором Зорритой он успевает. Якобу он позвонил из автомата на станции, все время прикидывая, в котором часу сможет вернуться в Севилью и состоится ли все-таки его ужин с Консуэло. Такой желанный, такой необходимый. При всей неспешности развития их отношений.
— Повидайся с Зорритой, — сказал ему Якоб. — А куда тебе ехать потом — скажу.
Фалькон съел что-то невыразительное, выпил пива, заглотал чашечку кофе и сел в поезд. Хотел вздремнуть, но мешали мысли. Женщина напротив говорила по мобильнику с дочерью. Женщина эта собиралась вторично замуж, и дочь ее не одобряла. Непростая жизнь. Непростые судьбы и сложности, нарастающие, как снежный ком, с каждой минутой.
Позвонил начальник тюрьмы — сказать, что Эстебан Кальдерон попросил консультации психолога.
Поезд мчался по бурым, с квадратиками выжженных полей, равнинам Северной Андалузии. Когда же, в конце концов, прольются дожди?
— Но тюремного психолога он не хочет, — объяснил начальник. — Толкует о какой-то женщине, которую якобы знаете вы. Фамилию ее он забыл.
— Алисия Агуадо, — сказал Фалькон.
— Вы ведь делом сеньора Кальдерона не занимаетесь, правда?
— Правда, но вечером я встречусь с человеком, который его ведет. Я непременно скажу ему это, и он с вами свяжется.
Он нажал кнопку отбоя. Женщина напротив тоже окончила беседу с дочерью и вертела мобильник на столике, тыча в него длинным, покрытым ярким лаком ногтем. Она вскинула глаза на Фалькона. Такие женщины всегда чувствуют обращенные на них взгляды. Опасная женщина, береги бог от таких. Беспокойство ее дочери оправданно.
Встал он, когда еще не было трех часов, а сна сейчас — ни в одном глазу. На женщину напротив он теперь не смотрел, но забыться сном все равно не мог. Мысли путались в какой-то полудреме. Он беспокоился, что не удастся вечером повидать Консуэло, и она беспрестанно возникала в его воображении. Познакомились они пять лет назад, когда Консуэло была главной подозреваемой в деле об убийстве ее мужа, владельца ресторана Рауля Хименеса. Потом, год спустя, они встретились вновь, и завязалась легкая интрижка. Фалькон был очень раздосадован, когда Консуэло вдруг прервала все отношения, но, как недавно выяснилось, у нее были в тот момент свои проблемы, которые и привели ее в кабинет психолога, слепой Алисии Агуадо. В последние три месяца они пытаются начать все по новой. Фалькон видит, что Консуэло взбодрилась и повеселела, но впустить его в свою жизнь она не спешит: видятся они только в выходные и часто в присутствии родных Консуэло, ее сестры и детей. С этим он смирился: ничего не поделаешь, работа требует жертв. В свою очередь, и Консуэло была очень занята расширением ресторанного бизнеса, унаследованного ею от Рауля Хименеса. Фалькону нравилось то чувство сопричастности, которое он испытывал, сидя за столом в кругу ее семьи. Конечно, он не возражал бы, если б секса в их отношениях было побольше, но еда всегда была отменной, а оставшись наконец наедине, они брали реванш.
Мысли о Консуэло постоянно мешались в его голове с мыслями о Якобе. Он сознавал их как нечто единое, связанное нерасторжимыми узами. Одно неизменно приводило на память другое.
Впервые Фалькон и Консуэло сошлись, увлеченные задачей помочь младшему сыну Рауля от первого брака. Этот мальчик, которого звали Артуро, в середине 60-х пропал и так и не вернулся. Как выяснилось, он был похищен марокканским бизнесменом с целью отомстить Раулю Хименесу, от которого забеременела двенадцатилетняя дочь бизнесмена, что не помешало папаше бросить свою любовницу и бежать от нее обратно в Испанию. После разрыва с Консуэло Фалькон продолжал поиски Артуро, думая этим заставить ее вернуться. План его не сработал, но, так или иначе, ему удалось узнать, что марокканец воспитал Артуро как родного сына вместе с собственными сыновьями и что мальчику было дано новое имя Якоб Диури.
Непростое прошлое обоих — Фалькона, воспитанного испанцем Франсиско Фальконом, но рожденного от марокканского художника, и Якоба, испанца по происхождению, но выросшего в марокканском Рабате в семье похитителя, — явилось причудливым основанием их пылкой дружбы. Сейчас же, кажется, впервые и благодаря глубокому внутреннему смятению, которое он ощущал в последнее время в результате всех пережитых им необычных перипетий, Фалькон задался вопросом: что сталось с ребенком двенадцатилетней девочки, которую обрюхатил Хименес? Надо будет расспросить Якоба.
Вибрация мобильника на груди заставила его вздрогнуть и, оторвавшись от размышлений, вернуться к действительности — к мелькавшим за окном пыльным просторам полей. Звонил его служебный мобильник, и он ответил, не проверив номер на дисплее.
— Слушай, старший инспектор Хавьер Фалькон, не суй нос в то, что тебя не касается!
— Кто это?
— Я сказал, и ты все слышал.
Телефон вырубился. Он проверил номер. Не высветился. Он закрыл телефон и убрал его. Женщина напротив опять глядела на него. И те, через проход, тоже, видать, наблюдают. Нет, это паранойя, ужасный прилипчивый недуг опять захватил его в свои тиски. Голос в мобильнике. Чувствовался ли в нем акцент? А как они узнали его служебный номер? Он ощущал беспокойство, но в то же время неприятное щемящее чувство где-то между лопатками ослабело, отпустило его, сменившись уверенностью в том, что, надавив на Марису Морено, он ступил на правильный путь. Раньше он с трудом выискивал то, что может предъявить Зоррите, так как не желал сердить его ссылками на малозаметные, тонкие, как волосок, трещинки в прочной броне выстроенного им обвинения. Теперь же его доводы оформились и упрочились.
Поезд въехал под своды вокзала Аточа. Фалькон уже несколько лет не приезжал в Мадрид поездом и потому остановился в главном зале, возле памятной плиты жертвам теракта 11 марта 2004 года.
Он все еще стоял там, глядя на цветы и свечи, когда рядом с ним оказалась та женщина из поезда. Это уж слишком, подумал он.
— Простите меня, — сказала она, — но теперь я знаю, кто вы. Вы Хавьер Фалькон, ведь правда? Разрешите пожать вам руку и выразить свое восхищение за те слова, что вы сказали по телевизору, о том, что ответственные за взрыв в Севилье будут пойманы. Сейчас, увидев вас воочию, я понимаю, что от своих слов вы не отступитесь и нас не предадите.
Он протянул ей руку, взволнованный, почти смущенный, и поблагодарил. Она улыбнулась и быстро шмыгнула куда-то в сторону, в то время как он нащупал у себя в руке какую-то скомканную бумажку. Не уверенный в том, откуда взялась бумажка, он тем не менее из осторожности сделал вид, что ничего не заметил. Выйдя из здания вокзала, он взял такси и поехал в управление полиции. В скомканной бумажке значился адрес — квартал Ла-Латина, возле Пласа-де-ла-Паха, и указание входить со стороны гаража.