Алим смолк. Однако, несмотря на доводы Вагнера, он не мог лежать. Накинув одной рукой пальто, он спустился вниз и стал за калиткой, на улице.
Прохожие на улице не показывались. Спустились сумерки и фиолетовая тень легла на невысокие крытые черепицей дома. Окна оставались неосвещенными. Город не подавал никаких признаков жизни. Алиму стало грустно, тревога сменилась страхом, ему почудилось, что где-то вот на такой же пустынной улице лежит мертвый Ожогин. Алим вспомнил про труп на шоссе, виденный прошлой ночью, и невольно вздрогнул.
В тишине послышались шаги. Алим прижался к калитке, чтобы в случае появления патруля бесшумна скрыться во дворе. Но опасения были напрасны, из-за угла показались Андрей и Гуго. Они торопливо возвращались из города после очередных розысков.
— Ну что? — спросил Алим.
— Все то же, — ответил печально Грязнов и прошел в комнату.
Исчезновение Никиты Родионовича было не только странным, но и таинственным. Все обитатели дома собрались в столовой и принялись обсуждать положение. Искать Ожогина было бессмысленно, по всей вероятности, он задержан патрулем, другого ничего придумать нельзя. Возможно, Никиту Родионовича отправили в комендатуру. Там установили, что он русский, и стали выяснять его связи, место жительства и так далее. Предположения строились самые разнообразные, и все они были неутешительными.
Часа в два ночи друзья разошлись по своим комнатам. Надо было отдохнуть. Но отдыхать довелось недолго. Едва только Грязнов заснул, как его разбудил Ризаматов.
— Андрюша, — тихо позвал он друга, — послушай...
Андрей поднял голову: за окном, где-то далеко, возможно, за городом, рождались неясные звуки, похожие на движение поезда. Гул, не прекращаясь, рос, усиливался. Андрей вскочил с кровати и подошел к окну.
— Что там такое? — спросил он в свою очередь Алима.
Тот пожал плечами.
— Бой... или, может быть, самолеты...
Андрей быстро оделся и спустился вниз. На дворе было лучше слышно. В ночной тишине явственно различались звуки двигающихся танков. Где-то шли войска. Только какие? Возможно, отходят с запада немцы или, наоборот, идут мимо города на запад. Простояв на дворе минут десять, Андрей вернулся в дом.
— Идут танки, — сообщил он Алиму. — но чьи и куда — неизвестно.
Надо было ждать утра.
Лишь только рассвело, Андрей, Алим и Гуго отправились на разведку. Они намеревались добрался до центра города, но едва лишь дошли до соседней улицы, как надобность в разведке миновала. Вся улица была запружена грузовиками с солдатами. Вереницы «Студебеккеров» и «Доджей» тянулись вдоль мостовой и исчезали за поворотом.
— Союзники! — восторженно воскликнул Алим.
— Да, американцы, — подтвердил Андрей и уверенно зашагал по тротуару, разглядывая машины и людей в них.
Ему впервые приходилось видеть американцев, и они произвели на него хорошее впечатление. Солдаты оживленно беседовали, переговаривались, шутили, беззаботно смеялись. На лицах не видно было и тени усталости. Американцы не проявляли особого интереса к окружающему и заняты были лишь собой. Когда мимо колонны проходили Андрей, Алим и Гуго, никто даже не посмотрел в их сторону.
Офицеры выделялись своей новенькой и совсем не тронутой солнцем и дождем формой, чистыми ботинками, холеными, гладко выбритыми лицами. Они прохаживались мимо машин, дымя сигаретами, посмеивались. Андрей, привыкший видеть солдат суровыми, терпящими лишения, смотрел на американцев с нескрываемым любопытством и даже удивлением Ему показалось, что это все парадное, немножко праздничное и несерьезное. Больше того, если б сейчас эти солдаты бросились к нему, он бы даже не испугался.
«Они не думают о смерти, — мелькнула мысль. — Это хорошо, когда можно во всем видеть только развлечение. В их взгляде нет ненависти к нам, идущим мимо них, — они ведь считают нас немцами и не обращают на нас внимания.»
Эта мысль вызвала неприятное чувство. Андрей вспомнил оккупацию, расправы немцев с мирными жителями, вспомнил советских солдат, усталых, измученных бесконечными боями, вспомнил партизан, своих товарищей, ютившихся в землянках, недоедавших, мерзнувших. Стало обидно.
— Пойдемте назад, — предложил он.
Гуго возразил:
— Мне хочется поболтать с ними.
Абих владел английским и французским языками почти в совершенстве, Грязнов согласился.
Гуго подошел к первому же «Студебеккеру» и по-английски поздоровался с офицером и солдатами. Те сразу оживились и стали выкрикивать приветствия. Двое здоровых парней подхватили Абиха под руки и подняли в машину. Гуго исчез в гуще солдат. Андрей и Алим внимательно наблюдали за этой сценой братания немца с американцами. Андрей любил и ценил Абиха, смелого подпольщика, верного товарища, но ему непонятно было, как американцы, не зная, с кем имеют дело, чуть не обнимаются с первым же встречным немцем. Все это казалось странным. Стоявший рядом Алим смотрел, улыбаясь, на солдат, хлопающих Гуго по плечу, угощающих его сигаретами и жевательной резинкой.
— Веселые ребята, — произнес Ризаматов, — очень веселые...
— Да, — задумчиво сказал Андрей, — им весело... Что ж, это не плохо. Лишь бы только они не забыли тех, кто избавил их от немецких бомб и душегубок.
— Пойдем, — предложил Алим. — Гуго доложит...
Друзья свернули в переулок и направились к дому.
— Наверное, скоро конец войне, — высказал предположение Алим. — Вот хорошо было бы...
Андрей ничего не ответил. Он торопливо шел, не оглядываясь. Вагнер встретил их у калитки.
— Ну как? — встревоженно спросил он.
— В городе американцы, — ответил Грязнов.
— Пришли, все-таки, — покачав головой, проговорил в раздумье старик и запер калитку на ключ.
Постояв некоторое время у забора, он посмотрел на сад, потом прошел по аллее к яблоням, вернулся назад, не зная, что делать. Взгляд его остановился на оставленной у дерева лопате. Обычно аккуратный Вагнер не допускал беспорядков в хозяйстве, все лежало на своем месте, но сейчас он даже не попытался убрать лопату. Он безразлично смотрел мимо деревьев куда-то в пространство. Глаза его были открыты, и глубокая грусть заволокла их влажной пеленой.
На пятый день после вступления американских войск в город Вагнеру объявили, что в его доме будут проживать два офицера, и приказали приготовить комнату. Старик воспринял распоряжение новых властей с полным безразличием. Он молча выслушал квартирмейстера и кивком головы выразил согласие. Когда дверь захлопнулась, он вошел в столовую и тяжело опустился в кресло. Последнее время старик стал неузнаваем, он осунулся, одряхлел. Все реже и реже выходил он в сад, хотя там уже хозяйничал апрель, наливались соком деревья, лопались набухшие почки.
— Не этого, не этого я ждал, — то и дело повторял он с грустью.